— Студент.
— Ну… бывай, студент. Только смотри, горло не простуди, ха-ха… дядя.
— Я попытаюсь. Спасибо.
Отступив от «прилавка», я развернулся и, зачерпывая «ложечкой» тающую во рту сладкую массу, двинулся вдоль вокзала.
Около бочки с квасом суетился какой-то мужик, цепляя её к «Беларусю».
Эх, опоздал. Всё уже выпили до меня. А жаль! Очень хотелось попробовать, каков он на вкус — квасок за пятачок да с копеечкой.
Впрочем, про квас я забыл почти сразу, увидав…
«О! Газировка, сто лет таких не встречал».
Три автомата с «логотипом» «Газированная ВОДА» на стеклянной панели стояли, упираясь тылом в кирпичную стену. В каждом по два-три гранёных стакана. Странно даже, что их никто не упёр. Видимо, не прижилась тут ещё обычная для позднесоветских времён традиция стаканы из автоматов тырить. А ведь в конце восьмидесятых, начале девяностых такое происходило почти повсеместно: дефицит обрушился на страну не только в экономическом плане — он и совесть у многих из нас основательно проредил. Воровать или, как тогда было принято говорить, «нести», стали уже не втихую, а прямо средь бела дня, никого и ничего не стесняясь. Тащили, что под руку подвернётся. А под руку подворачивалось абсолютно всё: «Халява, сэр! Налетай, подешевело! Дурак, кто не несёт».
Гранёный стакан стал в своём роде символом этой эпидемии «несунизма»: желающие принять на грудь ничтоже сумняшеся «заимствовали» его у «автоматических водораздатчиков» и, использовав по назначению, даже не уносили с собой, а просто разбивали или выбрасывали. Словно вандалы какие-то или, вообще, дебилы.
Дегустировать газированную воду — что с сиропом, что без — я не решился. Не потому, что испугался микробов на стенках наспех помытых стаканов или что в кошельке не нашлось подходящей монетки (одно- или трёхкопеечной) — именно в эту минуту дало о себе знать выпитое час назад молоко. Добавленная к нему газировка наверняка оказалась бы той самой каплей, что переполнила бы чашу терпения. Моего терпения. Причём, не в фигуральном смысле, а в плане физиологии. В смысле, мне стало так невтерпёж, что мозг фактически отключился. Поэтому вместо того, чтобы немного подумать и поискать отхожее место внутри вокзала или в ближайших окрестностях, я рванул через площадь под эстакаду, а потом по переходу наверх, в сторону Новослободской. Память подсказывала, что в середине восьмидесятых на пересечении этой улицы и Бутырского Вала располагался общественный туалет. И не какие-то там сине-зелёные кабинки грядущих времён или примитивный «типа сортир», а вполне себе капитальное сооружение, встроенное в угловой дом.
