выводят священных коней, выстраивая их в ряд. После того, как завершается чтение ритуальных текстов служащими Дзингикана, [вышеупомянутые] ритуальные предметы распределяются между священнослужителями всех храмов с тем, чтобы они поднесли их своей [священной] обители.
Люди, названные «хафурибэ»[320] должны бы, приняв подношения, с почтением передать [эти предметы] в свои святилища. Однако все они в присутствии влиятельных особ хватают шёлк из жертвоприношений и кладут себе за пазуху. Древки копий выбрасывают, оставляя лишь наконечники. Склоняются над сосудами [со священным напитком], разом выпивая его содержимое. Раньше не бывало такого, чтобы кто-нибудь выносил дары за ворота Дзингикана. Со священными конями и того хуже, торговцы за воротами Икухомон[321] тут же скупают их всех и уводят.
Как же в таком случае почитаемые божества могут принять эти подношения? А коли они не получат подношений, разве мы можем ждать от них процветания и изобилия?
Почтительно прошу во всех провинциях повторно издать государев указ, согласно которому направить служащих [в должности] не ниже «сисё»[322], чтобы они, совместно с «хафурибэ», получили подношения и правильно доставили их в [надлежащее] святилище. Только так ритуал сохранится в исконном виде.
Кроме того, в первую луну каждого года повсеместно, начиная с Дайгокудэн и вплоть до провинций семи регионов, проводят [ритуал] Киссё кэка[323]. Мудрые правители ежегодно устраивали ритуал «Нинъоэ»[324], испрашивая обильный урожай для всего народа и избавления от болезней[325]. Только тогда возрадуются и небо и люди, а простой народ был охвачен чувством благодарности. Причина, по которой ныне не прекращаются наводнения и засухи, заключается в следующем: многие монахи не достойны своего наименования.
[Ваш] подданный обратился к китайским историческим трудам и просмотрел записи нашей династии [и оказалось, что] среди последователей Чань лишь немногие владеют учением полностью и вряд ли есть те, кто удвоил свои разум и силу прозрения. Тем не менее, одни твёрдо охраняют заповеди буддизма и не нарушают их до самой смерти, другие во всём следуют пути Бодхисатвы, забывают о себе и приносят пользу прочим людям. Поэтому чаньским монахам легко постичь искренность государя, а их сознание непременно достигает состояния Будды[326].
Однако сейчас среди всех, начиная с высших буддийских иерархов[327] и заканчивая простыми — монахами, приглашаемыми для чтения заупокойной службы в небольших монастырях, строго соблюдающих заповеди мало, а нарушающих обеты много. Разве могут подобные благие деяния [монахов] соответствовать «трем истинам»?
