Вне всякого сомнения и сестра “третьего ордена св. Франциска” Анджела (47) и брат Арнальдо принадлежали к спо-летской группе спиритуалов. Об этом свидетельствуют и при-
веденные выше слова Убертино, и просмотр “Откровений” кардиналом Якопо Колонна, и само их содержание. На наш взгляд, “Откровения Анджелы” являются одним из самых ценных источников для понимания и истории всего движения спиритуалов. Правда, из него не извлечь никаких внешних фактов и оно не обогатит нас ими, но только оно позволяет так глубоко проникнуть в психологию движения и понять его внутреннюю связь с ранним францисканством. В “Житии” Анджелы ярко выражено значение и понимание францисканского идеала в среде “духовных” братьев, мистический уклад и созерцательность последних сынов и дочерей Франциска. Разумеется, ни на мгновение не следует забывать, что Анджела и ее “сыны” только одно из многочисленных и разнообразных ответвлений общего движения, и труд Арнальдо отражает лишь некоторые его стороны. Но эти именно стороны и по существу и по времени являются, как нам кажется, самой сутью всего движения, и около них нарастают и иоахимизм, и боевые выступления отдельных групп, и влечение к ереси. В житии Анджелы мы не найдем боевого духа таких спиритуа-лов, как Кларено или Убертино. Не найдем мы в нем и апокалиптических чаяний, гаданий о темном будущем и злобных нападок на погрязшую в мирской суете церковь спиритуалов-иахитов. Зато полнее и ярче выражены связь всего движения с францисканским идеалом и проповеданная Франциском мистическая жизнь во Христе. А ведь эта мистическая жизнь — характернейшая черта всех крупных вождей спиритуалов, хотя и сочетается она у них с иными моментами.
Действительно, вспомним еще раз название главного труда Убертино да Казале — “Древо крестной жизни Иисуса”, вспомним о его начитанности в мистической литературе. Он знает не только “Древо Жизни” св. Бонавентуры, завершавшего бер-нардинско-викторинскую мистику, но и “Небесную иерархию” Дионисия Ареопагита в переводе Эриугены, труды викторин-цев и Бернарда. Мистические ощущения издавна отличали миноритов. Сам Франциск был мистиком, то созерцавшим Бога в Его творениях и везде чуявшим Божество — и здесь пылающая, как крылья серафима, любовь вознесла душу его выше холодной мысли Гуго или тонких умозрений Ришара и позволила в Боге принять весь космос — то живущим в бедном и смиренном Сыне Божьем, умиляясь пред Его младенчеством, сострадая Ему и преображаясь в муки Его и в Него самого, то, наконец, мистиком, одухотворявшим Божественной любовью весь культ и особенно великую жертву — таинство евхаристии. В гостии на алтаре видел Франциск все величие и все самоуничижение Божье. Целостно переживал он образ Христов и чутким сердцем постигал внутреннюю изначальную связь всех добродетелей. Кроткий праведник, знал он свое бессилие на добро, знал, неученый и неразумный, необходимость и силу спасающей и дарующей святость благодати Божией и, смиренный сердцем, видел в себе лишь недостойного хранителя не по заслугам дарованного ему великого сокровища. Мистическая любовь была его наставницей, и то самоотверженное стремление к другим во Христе, к которому пришел Ришар на вершинах своего умозрения, стало истоком мистики Франциска и излилось на целый Божий мир.
