Конечно, страдания очищают душу, оправдывают и приближают ее к Богу. Однако и это не является достаточным основанием для того, чтобы жаждать мук. Ведь мы знаем, что Анджела хотела страдать даже в том случае, если она осуждена. И это желание связано с идеей справедливости Божьей, т. е. с постижением вселенского значения самомалейшего зла, единства всех в добре и зле и непостижимого промышления Божьего. Страданий следует желать, приобщаясь к справедливости Божьей, но не страданий, как наслаждения, и не страданий, как искупления или возмещения своего греха, т. е. как средства своего спасения. В этом случае желание страданий не будет противоречить бедности и смирению, а, напротив, знаменовать истинную бедность и смирение во имя единения с Богом, с Его промыслом. Так выясняется единственно правильный, т. е. согласованный с другими добродетелями, смысл желания мук. Жажда страданий сливается с бедностью и смирением и становится подобною той жажде их, которая была у Христа. А уподобление Христу позволяет усматривать в страданиях некоторую самоценность, так как Христос для Анджелы откровение вечного Божества, в котором, следовательно, и находится последнее основание и абсолютный смысл страдания.
Таким образом Анджела приближается к тому, чтобы стать выше страданий. Тем более надлежит вознестись над наслаждениями. Несказанные услаждения обретала она в бедности, уничижении и смирении, в многообразных своих телесных и душевных муках. Но не услаждения, говорит она, следует искать и хотеть. “Разве Мария, мать Иисуса возлюбленнейшего, увидя возлюбленного Сына своего на кресте плачущим и умирающим, просила у Него сладости или утешения?” “Если душа в сем мире хочет чувствовать от Христа что-нибудь, кроме скорби — это знак малой любви и даже большой дерзости” (198), это не согласуется со смирением и бедностью. Не следует “требовать с назойливостью” “ласк Христовых”, “домогаться утешений духовных” в сей жизни (240), и только ли в “сей”? Цель любви выше сладостных утешений: она в самом Любимом (227), и не ради них устрояет себя душа по образу и подобию Христову, а ради самого этого образа, т. е. ради самого Христа, ради самого Бога. Но не следует и отвергать “ласки” Христа, что тоже было бы гордынею и отрицанием основания всех добродетелей. Так и здесь мы приходим к такому же построению, как и в учении Анджелы о страдании, — к основанию всех добродетелей. То же, что душа испытывает наслаждения смущать нас не должно: наслаждения неизбежны и неустранимы, как необходимое проявление того же самого основания, могущего быть названным и любовью.
