— Жестокая, но правда… — снова был вынужден признать я. — Но вы сами-то давно ли смотрелись в зеркало?
— Ох, из вас получился бы отменный процентщик. — вздохнул Ч. с какой-то смертельной усталостью. — Конечно, вид у меня убогий, и это якобы дает вам основание ставить нас на одну доску…
— Вовсе нет, — вставил я. — Главным образом, ваш гипертрофированный интерес к деньгам…
— Вот что я вам скажу… — Ч. даже остановился и привалился плечом к стене, словно опасаясь, что признание лишит его последних сил. — Во-первых, я вовсе не так уж нищ, как вам кажется; у меня имеется изрядная сумма. А во-вторых, я бы мог иметь в тысячу крат более того, если бы не был самым жестоким и вероломным образом обворован… Вот моя трагедия — я обворованный художник!
— Украли ваши картины?
— Не картины… Одну картину!
— Всего одну картину?
— Господи Исусе, да как вам, твердолобому, объяснишь? Одну, одну картину… Она одна-единственная только у меня и была!
— Что-что? — поразился я. — Вы — «лучший художник», и вы создали только одну-единственную картину?!
— Это вы, может быть, напишете тысячи картин, и все равно не будет от того никакого толку, — хмыкнул Ч. — А я создал…
Тут он поманил меня пальцем, чтобы я наклонился поближе. В его темных глазах с воспаленно вывернутыми красными веками набухли мутные слезы.
— …А я создал АБСОЛЮТНУЮ картину, — прошептал он и крепко сжал губы не то от боли, не то от гордости.
Признаюсь, я не удержался и в первый момент рассмеялся, но потом сразу обнял его за плечи, успокаивая:
— Не сердитесь, это у меня нервный смех… Вы успокойтесь, все уладится!
Теперь-то я не сомневался, что передо мной сумасшедший. Я сам творческий человек. Я решил после нескольких сочувственных фраз наконец поскорее отделаться от него.
— Как же это произошло? — задушевно спросил я.
Но он уже вполне овладел собой и, снова подхватив меня под руку, увлек дальше со всей своей горячечной энергией.
— Вам действительно это интересно? — обронил Ч. на ходу. — Я расскажу. Не беспокойтесь, это ничуть не помешает поискам нашей Гретхен.
Мы углубились в странные переулки под боком самого Кремля; гулкие мостовые резонировали под ногами бесчисленными подземельями. Ч. уверенно проводил меня под низкими арками: мы попадали в маленькие, совершенно провинциальные дворики со старомодными песочницами и беседочками, в которых, однако, был слышен натуральный бой курантов. Близилась полночь, но я никак не мог распрощаться с Ч. по той простой причине, что не мог вставить ни одного слова в его длинный, эмоциональный монолог.
