И вот теперь мы, как два боевых товарища, спешащих после ратных дел промочить горло в тепле и уюте, приближались к заставе поселенцев. Их дома действительно показались впереди, лишь только мы обогнули заросли какой-то местной разновидности орешника.
Нас окликнули, едва мы приблизились к заставе метров на сорок-пятьдесят. Правда, назвать столь гордым именем кое-как сбитый из разнокалиберных досок сарай и столь же корявые рогатки с парой ниток ржавой колючей проволоки, коими перегорожена была дорога, можно, как мне подумалось, только с очень солидной натяжкой.
И ещё мне показалось любопытным то, что ни справа, ни слева от сторожки не присутствовало и намёка на какое-нибудь даже самое примитивное ограждение. По сути, эту «заставу», если не полениться, можно было легко обойти с любой стороны. Разве что мины? Я принюхался. Взрывчаткой попахивало, но очень слабо.
Старшина проследил за моим взглядом и кивнул в подтверждение моей догадке:
— Они там пораскидали, чего бог послал: сигналки, растяжки, несколько противопехотных и, рассказывали, даже одна противотанковая где-то стоит, — сообщил он.
— Судя по моим ощущениям, минирование не сплошное, — подумал я вслух. — Запах тротила слишком слабый.
Вадим посмотрел на меня с нескрываемым восхищением.
— А я-то ещё думал, что врут всё про сверхчувствительное обоняние вестников, произнёс он. — И ты прав. Откуда им сильно минами разжиться? У наших же на самогон сколько смогли, выменяли, да разбросали вокруг посёлка, как бог на душу положит. Однако для острастки хватает. Никто на себе проверять периметр не рискует.
Слегка прихватив его за локоть, я наклонился и прошипел в его веснушчатое и покрытое рыжими волосками ухо:
— Ты б не распространялся про вестников. Побереги свой язык, да и местных пожалей. Я ж всю деревню выкошу, если кто про меня тут узнает!
Скорее не мои слова, а тон, которым они были произнесены, произвёл на рыжего усача должное впечатление. Он слегка побледнел и нервно сглотнул.
— Ладно, ладно, — изо всех сил стараясь не показать страха, он даже попытался изобразить на своём лице улыбку.
— Повторять не стану, — сообщил я и отпустил его руку. — Давай-ка лучше договорись с таможней.
Из-за импровизированного барьера навстречу нам вышел молодой долговязый парень с цыплячьей шеей, курносым лицом и первым светлым пушком на щеках. Оружия у него в руках не было. Но из крошечного окошка сарайчика пустыми глазницами двух стволов на нас смотрело изрядного калибра охотничье ружьё.
