Но Морис Хирн с видом истерического срыва падает на колени. Вздыхает с многоопытностью театрального актера. Леонор просыпается и улыбается ему.
Еще раз, ты которая?
Леонор.
Красивое имя, Чарли, да?
Шикарное. Как освежитель воздуха.
Ты видела эту девушку? Фотка уже старовата, но… вид у нее тот же. Дилли Хирн?
Не видела.
И почему вы нам все врете?
Морис ползет по полу на четвереньках и пыхтит у ног девушки, как пес.
Господи, говорит она.
Ему уже давно пора спать, говорит Чарли.
Скажи нам тогда вот что, Леонор, чтобы два раза не вставать, говорит Морис. Просто из чистого интереса. В чем притягательность? Жизни, которую вы выбрали?
Свобода, говорит она.
Нищета, говорит Чарли. Нищета всегда дается свободно.
⁂
Они сидят, пока ночь снова не уступает перед утром. В терминал проталкивается резкий чистый свет двадцать третьего октября. Леонор и Ана сидят со своей собакой, Кортесом-младшим, – у собаки плутовской язык, заговорщицкие глаза. Девушки и собака довольно слушают мужчин, которые сплели вокруг себя кольцо – кольцо сияющее, сделанное из странных кружащих слов.
Я больше не люблю свое тело, задумчиво говорит Морис Хирн. Зла на него не хватает.
Я смирился со своими старыми костями, говорит Чарли Редмонд, заворачивая рукава.
Я, блин, как обезьяна, говорит Морис. Руки длинные, туша какая-то ужасная, толстая, капитальная.
Я по утрам из постели буквально выползаю, говорит Чарли, и сам себя из-за кряхтенья не слышу.
А у меня постоянно ощущение, говорит Морис, что я на самом деле в соседней комнате, и поэтому тоже сам себя почти не слышу.
Вы понимаете, как на мужчину находит? говорит Чарли, мрачнея. С определенным возрастом?
Находит? переспрашивает Ана.
Когда переваливает за пятьдесят, говорит Морис. В том направлении.
Они говорят о возрасте и смерти. Они говорят о тех, с кем ссорились, и тех, кому помогали, о первой любви и утраченной любви, о врагах и друзьях. Они говорят о былых деньках в Корке, и в Барселоне, и в Лондоне, и в Малаге, и в призрачном городе Кадисе. Они говорят о своем ощущении от этих городов. Они говорят, что снова вернулись сюда, на Варварийское побережье, словно здесь медом намазано.
Таких, как мы, сюда тянуло много сотен лет, говорит Морис.
Прямиком сюда выходит морская дорожка, говорит Чарли.
И вот мы теперь смотрим на эту парочку – и они будто иллюстрируют свои слова: улыбки у них яркие и пиратские; их лихость острая, как сабля.
Вы почитайте про риффианцев, говорит Чарли.
Родом с Эр-Рифа, говорит Морис. С ними общаться – как с мешком гадюк.
