— Вы не имеете права! Это нарушение!
Павла удалось оттащить тогда, когда он уже несколько раз огрел Конева по затылку.
— Слава! — причитал Конев. — Слава!
— Саша, перерыв. Допей бутылку и начни следующую. Костёр разложи, закури. А мы подумаем.
Ну, как же так? Ведь мы всё сделали, осталось чуть — выкопать клад и вернуться в Москву. Больше ничего!
— Мы его дожмём, — сказал я, когда мы отошли в сторону и уселись каждый на свои кроссовки, — а продолжим так. Мы спросим его…
— Мы отнеслись к нему, как к заблудшей овце, — мрачно перебил меня Павел, — а он опасный и хитрый противник.
— Я понял тебя. В этой игре мы должны его победить.
Между тем Конев допил водку, пришёл к костровищу и принёс с собой бренди, новую пачку «Пегаса», книжку под названием «Ленин в Берне и Цюрихе» и горбушку чёрного хлеба. На костёр он нарочно не обращал внимания. Жевал хлеб, сидя на корточках и глядя мимо нас на воложку. Пожевав, отложил горбушку на камешек, с треском открутил пробочку у бутылки, сделал большой глоток бренди. Сладко почмокал, хрустя целлофаном, распечатал пачку сигарет, вытащил из костра головешку, раздул её, прикурил. А потом читал, с наслаждением затягиваясь сигаретой, и изящно краем рта пускал дым в сторону.
Для достижения его цели это было замечательным решением — ждать. Он и ждал. Дело было за нами. И я спросил его:
— Может быть, зря мы это? В воду тебя загоняли, затрещин надавали? А? Что, если тебе от нас что-то нужно? Ты скажи! Не стесняйся, Саша, ну, не нашли сразу общего языка, найдём сейчас. Только не говори, что за своё безделье ты хочешь половину того, чего ещё нет. Скажи…
Улыбнувшись, Конев затянулся сигаретой и пустил в воздух толстое кольцо дыма, похожее на бублик.
Минут пять мы ждали ответа. Конев читал книжку, выкурил сигарету, приложился к бутылке. И если он мог семнадцать минут сохранять неподвижность, то просто молчать ему не составляло никакого труда.
— Интересно, Саша, — сказал я, — пьёшь ты водку литрами, а голос тонкий, как у козлёнка. Что-то тут неладно!
— Это у всех козлов так, — пояснил Павел, — которые читают запоем.
Что-то открылось Коневу. Он подпрыгнул, встал на ноги, глядя то мимо ног Павла, то мимо моих, хихикнул и грозно заявил:
— Пятьдесят процентов!
Чудесная минута! Глядя на Конева, стоявшего возле костровища в трусах, с бутылкой бренди в одной руке и книжечкой в другой, смуглого, жилистого, усатого, суровым взглядом блуждающего от моих ног к ногам Павла и обратно, мы испытывали удовольствие.
