Я произношу эти слова как заученные строчки из пьесы. Мне хочется спросить, кому мама звонила, но знаю, что она ответит «по работе».
– И все? Ходила в музей, порисовала немного? Я спросила, как прошел твой день в Париже! – Она повышает голос.
Я уже сижу на кровати.
– Я имела в виду… – пытаюсь вставить я.
– Да, я знаю, что ты имела в виду. Надеюсь, ты прекрасно провела время.
– Ладно, только я не понимаю, чего ты злишься.
– Я не злюсь, – возражает она, поправляя расстегнувшиеся часы.
– Тогда ладно.
Она смотрит на меня, поджав губы, а после натягивает ботинок.
– Я собираюсь на ужин. Если хочешь, присоединяйся.
– Нет, – отвечаю я. Как хорошо, что мне теперь не придется быть милой. – Я не голодна, спасибо.
Зашнуровав ботинки, она заматывает шарф.
– Как хочешь, – говорит она. – Спокойной ночи.
После ее ухода в комнате воцаряется странная тишина. Я включаю телевизор, нахожу единственный английский канал и пытаюсь поправить рисунок, но быстро понимаю, что сделаю только хуже.
Потом заказываю себе ужин в обслуживании номеров и засыпаю еще до маминого возвращения. Завтра утром мы отправляемся в Бельгию. Очень надеюсь, что эта поездка не обернется катастрофой.
* * *
И все же катастрофа наступает.
– Вот объясни мне, зачем нам нужно было приезжать на вокзал за четыре часа?
В эту минуту мама с довольным видом сидит на пластиковом сиденье и читает «Атлантик», пока я умираю со скуки.
– Я не хотела, чтобы мы пропустили поезд, – отвечает она и, лизнув палец, переворачивает страницу. Какая отвратительная привычка! И почему взрослые всегда так делают?
Я вздыхаю, а когда мама не реагирует, вздыхаю громче. Ноль внимания. Мы уже выехали из гостиницы и на двух автобусах добрались до вокзала, расположенного в пригороде Парижа, так что здесь абсолютно некуда пойти. Не говоря уже о том, что я вынуждена таскать с собой вещи. Даже если мне и захочется что-то посмотреть, придется плестись с ярко-зеленым чемоданом в виде панциря черепахи. И я снова вздыхаю.
Свою книгу я уже дочитала, так что мне остается лишь болтаться по вокзалу. Рассматривать залежалые конфеты в торговом автомате, которые, видимо, не покупали уже лет десять, и изучать таблички с названиями, куда еще отправляются поезда.
– А с чего ты взяла, что это вообще правильный поезд? – обращаюсь я к маме, сидящей через несколько рядов. – На электронном табло указано: АМСТЕРДАМ.
Она отрывает взгляд от книги, которую раскрыла после того, как пролистала журнал. На долю секунды мне кажется, что она встревожилась. Но вот ее лицо расслабляется, принимая выражение полнейшего спокойствия, – такой взгляд я наблюдала у нее в зале суда в те дни, когда ей не с кем было меня оставить.
