— Извини, — выдавила она.
— Да нет, это ты извини.
Мне захотелось успокоить, утешить ее, я поддался порыву чувств, обнял Риту за плечи, привлек к себе. Только тогда и очнулся, отдернул руку, отстранился. Я сам похож был на перетянутую струну: дрожала каждая клеточка тела, сознание входило в фазу хаоса. Я должен был срочно взять себя в руки.
— Меня воспитывал дедушка, мы жили с ним в деревне, он запрещал мне пользоваться интернетом… — быстро проговорила она, пытаясь уместить в одной фразе всю свою прошлую жизнь вместе с переживаниями, с ней связанными. — Он много чего мне запрещал, в конце концов, мне все это надоело.
— И ты сбежала от него в Москву.
— Села в первый попавшийся поезд, — сказала она.
— А все дороги ведут в Москву.
— Дедушка меня догнал, я от него сбежала, потерялась…
— А я тебя нашел.
— Мне кажется, дедушка где-то рядом.
Рита приложила кулачки к своей груди, сжалась в комок и прильнула ко мне. От волнения у меня ухнуло сердце, я почувствовал себя медным колоколом, по которому ласково провели рукой — в душе тихонько зазвенело, запело, но там же звякнул тревожный колокольчик.
— Ничего, походит вокруг, побродит и уедет. А ты ему потом позвонишь.
Я обнял Риту и почувствовал, как от перенапряжения чувств немеет рука. Меня охватило чувство нежности, как мать, которая обнимает своего ребенка после разлуки. Если мать не в себе, от сильной любви она может задушить сына в своих объятиях, настолько же опасна и сумасшедшая нежность, силу которой я испытал на себе.
Я задыхался от переизбытка чувств, мне нужна была передышка, но Рита сама отстранилась от меня, виновато посмотрела в глаза.
— Он охотник, он будет искать до последнего.
— Уже нашел бы, если б смог.
— Может, и не найдет, — пожала плечами Рита. — Но все мои документы у него.
— Тебе не нужны документы. Пока ты со мной, — уточнил я.
— Ты позаботишься обо мне? — Она смотрела на меня с тревогой и опасением, как будто я мог отказать ей.
— Даже не сомневайся.
— Ну, хорошо, — успокоилась она.
И вернулась на диван, взяла книгу, быстро, без суеты нашла нужную страницу, улыбнулась в предвкушении, заерзала, устраиваясь поудобней. И дедушка ее перестал волновать, и обо мне она забыла. Что это — волшебный мир книги, олимпийское спокойствие или душевная аномалия?
Мне тоже нужно было успокоиться. Я отправился в ванную, принял душ, начисто побрился, привел себя в порядок… но не в чувство.
Я был переполнен Ритой, меня притягивало к ней, как планету к солнцу. Сближаться с ней было опасно — сгоришь, но я мог вращаться на ее орбите, согреваясь в теплых лучах. Вращаться вечно. Достаточно было подсесть к этой чудесной девушке, закрыть глаза и просто пропускать через себя исходящие от нее волны завораживающего тепла. Для полного счастья мне могло бы хватить и этого, поскольку я чувствовал себя вывернутым наизнанку, чувствами наружу.
