– И все? – спросил Карл, когда она передала ему пластмассовый свисток и цент с головой индейца.
– А ты как думал? – спросила она. – У него даже лопатника не было, – она заглянула в холодильник. Стенки покрывал тонкий налет зеленой плесени, а в углу валялась разбитая банка из-под склизкого серого джема. – Господи, и ты его туда засунешь?
– Я бы сказал, он спал где похуже, – ответил Карл.
Они сложили паренька пополам и запихнули в холодильник, потом Карл настоял на последнем снимке – Сэнди в красных трусиках и лифчике вот-вот закроет дверцу. Присел и нацелил камеру.
– Вот эта годная, – сказал он, щелкнув затвором. – Прямо то, что надо, – потом встал и сунул в рот пареньку его свисток. – Давай закрывай. Пусть теперь мечтает о Калифорнии сколько влезет, – и начал лопатой заваливать металлическую гробницу мусором.
Вода остыла, и она вышла из ванны. Почистила зубы, размазала кольдкрем по лицу и провела расческой по влажным волосам. Солдатик был ее лучшим партнером за очень долгое время, и, когда будет ложиться спать, Сэнди решила думать о нем. Что угодно, лишь бы выкинуть из головы чертово пугало. Когда она вышла из ванной в желтой ночнушке, Карл лежал на кровати и таращился в потолок. Последний раз он мылся неделю назад, прикинула она. Закурила и объявила, что не будет с ним спать, если он не отмоется от запаха тех ребят.
– Это модели, а не ребята, – проворчал он. Поднялся и скинул грузные ноги с кровати. – Сколько раз тебе повторять?
– Мне все равно, кто они, – возразила Сэнди. – Это чистая постель.
Карл бросил взгляд на мух на половике.
– Ага, это ты так думаешь, – сказал он, направляясь в ванную. Стянул грязную одежду и принюхался сам к себе. Ему нравился собственный запах, но, может, стоит вести себя осторожнее. В последнее время он все чаще переживал, что превращается в какого-то педика, и подозревал, что Сэнди думает так же. Попробовал воду из душа рукой, потом залез в ванну. Натер волосатое расплывшееся тело куском мыла. Дрочить на снимки – плохой признак, он и сам это знал, но иногда ничего не мог с собой поделать. Было тяжело возвращаться домой, киснуть в одиночестве в тесной квартирке ночь за ночью, пока Сэнди разливает выпивку в баре.
Вытершись, Карл попытался вспомнить последний раз, когда они занимались любовью. Кажется, прошлой весной, хотя точно не скажешь. Он попытался представить Сэнди снова молодой и свежей, до того, как началась вся эта хрень. Конечно, он быстро узнал о поваре, который лишил ее девственности, и о перепихонах с прыщавыми пацанами, но все же тогда она излучала какую-то невинность. Возможно, иногда думал он, потому, что у него и самого при встрече было не так много опыта. Да, с парой шлюх он спал – по соседству их было полно, – но ему было всего двадцать, когда мать осталась парализованной после инфаркта и практически лишилась речи. К тому времени хахали к ней не захаживали уже несколько лет, так что сидеть с ней пришлось Карлу. Первые несколько месяцев он подумывал придавить ей подушкой перекошенное лицо и освободить их обоих от бремени, но это же все-таки мать. Взамен он посвятил себя запечатлению ее угасания на пленку – по новому снимку скукоженного тела дважды в неделю следующие тринадцать лет. В конце концов мать привыкла. Потом однажды утром он обнаружил ее мертвой. Сел на край кровати и попытался съесть яичницу-болтунью, которую приготовил для нее на завтрак, но пища не удержалась в желудке. Три дня спустя он бросил на гроб матери первую лопату земли.
