Но хуже всего то, что эти помады, чулочки, пудра считаются за „шик“, хуже всего то, что об этом многие мечтают, стараются приобрести, иногда тяжелыми средствами, иногда в ущерб здоровью и чистоте, лишь бы иметь такие же туфельки, „как у Тани“, лишь бы „не стыдно“ было явиться в какой-нибудь клуб.
Нужно сейчас же, начиная с самого комсомола, повести борьбу за чистоплотность, за гигиену, потому что и у комсомольцев еще очень много времени и денег уходит на франтовство и щегольство, а не на баню, зубной порошок, чистую одежду и новую книгу» [216].
Об этом же писала работница завода «Красный выборжец»: «Я не против аккуратной красивой внешности каждого из нас, но зато против грязной внутренности.
Перед нами парень в лакированных джимми, в хорошем костюме, галстух, кэпи, а под всем этим грязное нижнее белье.
Он считает лучше купить модную кэпи, чем пару белья. Таких случаев немало. Вот знакомая девушка-комсомолка. Не платила за полгода членских взносов, а зато купила лакированные туфли и сумочку к пасхе.
Это часто затягивает нас в мещанство»[217].
Особенно доставалось учащимся фабрично-заводских училищ — «фабзайцам». Их обвиняли в том, что они неделями не ходят в баню, но при этом покупают модные ботинки «джимми» за 14 рублей, носят галстук («гаврилку») или бабочку («кис-кис»).
Грань между одобряемым и осуждаемым обликом оказывалась слишком тонкой — советский молодой человек должен выглядеть прилично, но не слишком, одеваться чисто, но небогато: «Надо одеваться чисто и хорошо, опрятно и красиво. Костюм должен быть чистым и аккуратным, простым и полезным для нашего тела. Красивый, но не настолько роскошный, чтобы выделялся в общей рабочей массе, и соответствовал бы среднему рабочему бюджету»[218]. Не всем удавалось придерживаться правильной линии в этом вопросе.
Танцы и одежда являлись косвенным подтверждением того, что молодой человек не хочет идти в ногу со своими товарищами по классу, что он стесняется своей принадлежности к рабочей молодежи. Как же должен выглядеть подобный отщепенец? Вот он — «электротехник Боб»:
«Борис Клюев — рабочий Путиловского завода. Комсомолец. Ежедневно, как и десятки рабочих цеха, берет свой инструмент и идет работать. Он — монтер. Здесь, в заводской среде, среди синих костюмов, он ничем не отличается от сотен других рабочих.
Но глубоко ошибается тот, кто, посмотрев на комсомольский билет Клюева, хотя мысленно отнесет его к людям нового быта, к людям, ценящим свое пролетарское достоинство. Впрочем, после работы этот комсомолец уже не ваш товарищ. Вы не называйте его Борей, а, подделываясь под гнусавый французский акцент, должны называть его „Боб“. Если вы встретите его где-нибудь в саду с „знакомой дамой“ и, подойдя, начнете говорить с ним о чем-нибудь, касающемся завода, он с опаской оглянется на „даму“ и обязательно замнет начатый разговор.
