— Что за недуг терзает царицу Дидону? — спросил однажды Жан у тетушки.
— Об этом я не знаю ничего, — твердо ответила она.
Он ей поверил и отныне понимал: вопросы, которыми он одержим, ей неведомы. О том же он спросил Амона:
— Что за недуг терзает царицу Дидону?
— Недуг, о котором вам незачем знать и которого не существует, с тех пор как явился Спаситель.
В тот день лекарь рассказал Жану о том, что произошло в его отсутствие, о случае с малолетней Маргаритой[24], — у нее в уголке глаза образовалась плотная зловонная опухоль величиной с орешек, которая причиняла больной сильную боль, вызывала жар и лечению не поддавалась.
— Тогда мы решили прибегнуть к святыне — шипу от Тернового венца. Хирурги приложили его к слезному каналу. Не прошло и нескольких часов, как боли исчезли. Мы выждали неделю, прежде чем окончательно удостовериться, но трубить об успехе не стали. А могли бы, ведь девочка — племянница великого Паскаля.
— В Бовэ, — вскользь вставил Жан, — об этом даже не слыхали.
— Это могло бы привести в замешательство короля, — продолжал Амон, — но тем не менее мы обнародовали свидетельства.
— Чьи свидетельства?
— Тех, кто подтверждает божественное исцеление.
— И чьей рукой они подписаны?
— Рукой Господней.
— А не вашей?
— Говорю вам, руку приложил Господь.
Жан поражен. Выходит, имеются письменные доказательства того, что Господь всемогущ. Они изложены пером на веленевой бумаге. Бог существует. Бог творит чудеса. Бог выше всех наук, Он владыка всех знаний. Бог выше короля Франции. Но главное, Бог может писать. Жана бросает то в жар, то в холод. Теперь, когда он пишет в тетради, кончик пера затвердевает и протыкает бумагу, как терновый шип тоненькую кожу.
Амон рассказывает Жану о Божьих чудесах, а между тем о нем самом все упорнее ходят недобрые слухи. Теперь войти в монастырь он может лишь в сопровождении сестры-привратницы, а в парке Жан все чаще замечает стражников. Есть опасения, что Амон затевает смуту против короля. Жан за него тревожится. А уж когда становится совсем невмочь, он просится к тетушке. Ее круглое лицо, точно полная луна, купающаяся в море Божьей любви, белеет в полумраке комнаты свиданий. «Нам завидуют, — сказала она однажды, — потому что среди нас такие великие умы. Нас окружают враги, вы должны благодарить Бога за то, что вы здесь, и ценить такую удачу, боюсь, этому скоро придет конец».
Ее слова еще больше растревожили Жана, зачем только она это сказала! Он чем-то ей не угодил или ей стыдно за него? Кто же так ненавидит аббатство? Он поднимается к ферме, и ему кажется, что он идет против своей тоски, точно против течения, вокруг его ног обвиваются цепкие колючие плети, буйные побеги беды. Пусть ему запрещают читать, что он хочет, но здесь его семья, его сердце, его место на земле. Он клянет теткины мрачные пророчества и острый, едкий запах, каким повеяло от ее кожи, когда она приникла к решетке, запах кислого хлеба.
