для проверки полномочий и компетенции генерала Вольфа», Молотов поставил точки над i, ответив послу:
«Советское Правительство в данном деле видит не недоразумение, а нечто худшее».
Черчилль, по его собственным словам, воспринял ответ Молотова как «обвинение, вызывающее удивление», и как «оскорбительный ответ». Он также рассудил, что «лучше замолчать, чем состязаться в оскорблениях». В действительности он сознавал, что его позицию нельзя было защитить.
С американской стороной ссора еще более обострилась. Если Черчилль, маскируя свою игру, заявлял о готовности принять (но лишь «контрабандой») русского офицера в Швейцарии, то государственный департамент возражал против этого без всяких обиняков. В ответ на ноту Молотова от 12 марта Гарриман вручил ему 16-го вторую ноту с отказом удовлетворить требование русских об участии их представителей в переговорах в Швейцарии. В ней говорилось:
1) встреча в Берне состоялась исключительно с целью организовать прибытие немецкого представителя в ставку фельдмаршала Александера, где будет обсуждаться капитуляция;
2) советские представители будут приглашены в эту ставку;
3) немецкое предложение касается только англо-американского фронта. Александер в качестве союзного главнокомандующего имеет право вести переговоры один.
Нота государственного департамента была составлена таким образом, чтобы запутать факты и дать понять русским, что они не будут допущены в Швейцарию.
В действительности заявление о том, будто немецкие представители прибудут в ставку фельдмаршала Александера в Казерте для «обсуждения» вопроса о капитуляции немецких войск на итальянском фронте, не соответствовало истине. Подлинные переговоры должны были вестись в Берне или в каком-либо другом месте Швейцарии. Немецкие представители должны были прибыть в Казерту лишь для подписания уже заключенного соглашения. (Аллен Даллес подтверждает это в своей уже упоминавшейся книге.)
Русские, которых должны были допустить только в ставку фельдмаршала Александера, чтобы присутствовать при подписании соглашения, не могли бы, следовательно, участвовать в переговорах.
Что касается пункта 3, то он означал: как бы то ни было, русские не должны прибыть в Швейцарию.
Для Молотова из ноты Вашингтона явствовало, что переговоры с немцами уже ведутся и что русских от них отстраняют. Поэтому самое меньшее, что он мог возразить в своем ответе, врученном Гарриману 16 марта, было: «Отказ Правительства США… явился для Советского Правительства совершенно неожиданным и непонятным». И предложить от имени советского правительства «прекратить» уже начатые переговоры.
