— Досталось тебе… Возле Хмариного у нас тоже были большие бои во время отступления… Мы с женщинами еще и после того не один день на полях да в лесополосах раненых подбирали…
И он уже видел Катрю в этих необычных ее трудах…
Ни ваты, ни бинтов не было. Искали брошенные стоянки медсанбатов, прослышали про зарытые их отходы — откапывали, разбинтовывали чьи-то руки, ноги отрезанные… кипятили бинты, выпаривали, и уже они, мягкие и чистые, ложились на другие раны, останавливали чью-то другую кровь…
Катря глядела и не могла наглядеться на своего вновь обретенного.
— Изменился ты. Суровым стал…
Ее рука гладила его щеку. Костлявые, выдающиеся скулы. Широкое лицо с твердыми грубоватыми чертами. Глаза из-под тяжелых бровей словно бы чуточку скошены к середине. Суровость, твердость нажитые. Только рот, как и раньше, красивого, почти нежного рисунка…
— Ты хоть вспоминал там обо мне?
— Может, благодаря тебе и выжил…
Признался и невольно вздохнул — столько раз смерть заглядывала в глаза. Начинали от самой границы: самолеты чуть шапки не сбивали с них, гонялись за каждым… Известно, какова судьба солдата. Ночи без сна. Всегда в грязи… Хлеба не подвезти. Весной картошку несобранную в полях выкапывали, мерзлую, так и течет, как гной… На солидоле оладьи из нее пекли… Ну, а лагерь — разве о нем расскажешь?
Пошебуршил, разыскивая карман расстеленной, пропахшей конюшней шинелишки, и вытащил оттуда что-то похожее на оселок, которым косы точат.
— Вот оно… в самом деле пригодилось бы косу точить…
— Жмых? — с трудом догадалась Катря, взяв этот черный брусок и рассматривая.
— Вот таким нас угощала Холодная Гора… Где-то раздобудут, распилят, и тогда за окурок можно выменять…
— Сыну возьму, покажу, когда вырастет, — сказала Катря и спрятала брусок в корзинку. — Чтобы знал, чем отца его угощала неволя…
Ивану достала из платочка яблочек, маленьких, смугловато-красных.
— Цыганочка наша.
— Это хлопцам понесу, пусть отведают, — сказал Иван. — А то фрукту только и пробовали, когда в госпитале были. Сибирские сестры нам ягод кисленьких из тайги приносили, витаминов лесных… На фронте, правда, как-то черешню видел, чуть было не погиб из-за нее. Молоденький сад, видимо совхозный, попался на склоне, бежим, пули свистят, и вдруг вижу — вверху между листьями так и сверкнуло румяное… Черешенка. Первая ягода на солнце зажглась… Достану, думаю, пускай хоть и убьет! И о тебе почему-то подумал. Только потянулся, а тут снаряд — оглушило, швырнуло меня, полетел куда-то кубарем. Да все же, видать, было в той черешне что-то как знак для меня: жить!.. И вот, как видишь…
