Несомненно сигнал опасности!
– Это нечто крайне важное. Но ты должен отнестись к этому разумно. Должен понять, что бывает время, так всегда бывает в браке, когда ты один не можешь реально оценить ситуацию, когда… Дорогой, я позвонила Чарли Рейнсу…
Он на мгновение утратил дар речи.
– Я позвонила ему домой. Сказала, что ты был страшно взбудоражен письмом, что ты просил меня договориться о встрече, потому что тебе было необходимо уйти. Так что всё устроено. Вы встретитесь с ним завтра в шесть часов в «Барберирум» за коктейлем. Только вдвоем, и всё Спокойно обговорите. Ты можешь ехать в два часа, на этом поезде ты приедешь как раз вовремя.
«Поверь мне, – всплыло у него в памяти. – Только этот раз. Это так важно…»
Выходит, уже тогда, через пять минут, после того, как он сообщил ей новость, она уже успела обдумать весь план действий. Так вот почему она отказалась сразу ехать в гости! Чудовищность ее обмана, беспримерное предательство пробудили в нём ярость, оттеснившую и пустоту, и чувство потерянности. И дело было не только в этом. Глядя на нее, улыбающуюся, уверенную в одержанной победе, он впервые понял то, что ему раньше никогда не приходило в голову. Она его презирала. Под всем этим, притворным наслоением – «Дорогой Джон, помоги мне! Что бы я делала, если бы не ты?» – она вообще с ним не считалась; он был куском податливой глины в её руках, которую она могла лепить по своему капризу. «Я устала от Нью-Йорка, я бы хотела пожить в деревне. Я его заставлю отказаться от этих «Рейнс и Рейнс». Вот как ей это представлялось в Нью-Йорке. А теперь она рассуждает иначе: «Мне нужны эти деньги, здесь мне всё опротивело. Я заставлю его вернуться назад».
Разумеется, если бы она не была пьяна, она не стала бы действовать столь откровенно, но всё равно суть дела от этого бы не изменилась. Все его прежние мысли отошли на второй план. Не помня себя от злости, он решил: «Я немедленно позвоню Чарли, скажу ему, что жена была пьяна, а его работа может катиться ко всем чертям».
Но он сразу понял, что не решится на подобный шаг. Это не телефонный разговор. В Нью-Йорк ему все равно придется ехать. К гневу примешалось новое, почти расчетливое сознание того, что после всего происшедшего он уже ей ничего не должен, что наконец-то он от нее освободился.
Он усмехнулся.
– Ты сообразительна, не так ли?
– Нет, не сообразительна. Просто разумна, только и всего. Разумна за нас обоих. Мне понятна твоя гордость. Не сомневайся, я говорю правду. Ты скорее умрешь, чем признаешь, что критики были правы. Это естественно. Но на самом деле, в глубине души ты знаешь, что это ничего не даст. Из тебя не получится звезды. У тебя нет таланта. А все потерять из-за какой-то глупой гордости! Отказаться от единственного хорошего предложения, которое больше никогда не…
