Вы, я думаю, меня знаете. Я такая материалистка! Иной раз так устаю от необходимости экономить и изворачиваться, вести хозяйство, балансируя на краю бедности. По всей видимости, я лишена артистической жилки, и мысль о возможности возвращения в Нью-Йорк, где нас ожидает безбедное существование, напоминает ту жизнь, которой живете здесь вы…
Голос у нее дрогнул. – «Все отрепетировано», – подумал Джон. Она, наверное, практиковалась, пока шла сюда, по дороге отрепетировала все до единого жеста, до каждой нотки в голосе.
А Линда опять говорила с наигранной храбростью.
– Но ведь это моя собственная эгоистическая точка зрения. Теперь-то я все понимаю. В первую очередь надо считаться с Джоном. Если он хочет продолжать писать картины, если ему безразлично, что говорят о нем критики, если его не угнетает жизнь в этом убогом домишке… – голос ее дрогнул. – Завтра он уезжает в Нью-Йорк, чтобы отвергнуть предложение. Так что вот каково положение дел, и вообще-то мне не на что жаловаться. Ведь у меня здесь полно друзей. Мне ли считать свою жизнь неудавшейся, если у меня есть мои дорогие Викки и Бред, Мерленды и Кейри?
Ее губы снова задрожали. Порывистым, пожалуй излишне театральным жестом, она отбросила прочь сигарету, низко опустила голову и подбежала к миссис Кейри. Та обняла ее двумя руками.
– Ох, я такое эгоистическое чудовище!.. Как только я посмела испортить такой праздник! Как решилась на эту сцену, на этот унизительный спектакль, позабыв мудрую пословицу – не выносить сор из избы… Бедный мой Джон…
Она спрятала лицо в кружевах, прикрывающих объемистую грудь миссис Кейри. Теперь ее тоненький голосок звучал особенно жалобно:
– Мне следовало остаться дома. Понимаю свою неправоту. Но когда я оказалась там совершенно одна, я не могла успокоиться, синяк болел – и я выпила…
Она смущенно рассмеялась.
– Вот до чего я дошла… Выпила большую рюмку бурбона. Линда запила…
Смех перешел в рыдания.
Великолепно, подумал Джон. Пожалуй, на этот раз она превзошла самое себя. Даже сумела выгодно использовать свое опьянение. И именно в тот самый момент, когда они все наверняка поняли, что с ней творится, так что вместо возмущения они ее станут еще больше жалеть…
Ему нечего волноваться, она не утратит компании Кейри. Отныне она приобрела в их лице верных союзников и защитников, к покровительству которых она станет прибегать.
Он ясно почувствовал неприязненное отношение к себе, всех собравшихся в комнате. Мистер Кейри смотрел на него с негодованием. Миссис Кейри сразу же превратилась в нежную мамашу, утешающую свое неразумное детище. Мерленды созерцали его с таким видом, как будто поражались, каким образом он мог оказаться в числе их знакомых. У него мелькнула мысль, что ведь было время, когда такие вещи ранили его именно так, как хотелось Линде? Когда? Года три назад? Когда это впервые началось в Нью-Йорке, его еще ослепляло собственное чувство и он верил, что попросив ее побыть с его сестрой или поехать с ним на какой-нибудь деловой обед, он на самом деле наносил ей ущерб.
