— И чего же вы хотите от меня, господин незнакомый мне флигель-адъютант? — легонько прищурившись, прерывает поток изречения фамилий Троцкий. — Знание вами всех этих господ разве обязывает меня к разговору с вами?
Дерзит. Особенно это заметно по презрительному прищуру глаз за пенсне. С Оболенским он так себя не вёл, был робок и покорен.
— Нет, конечно, Лев Давыдович. Но я… Я всё же хотел бы попросить вас об одной услуге!
— Об услуге? В чём же заключается эта услуга, господин незнакомый мне флигель-адъютант? Его величества? — последнее слово он произносит с ударением и едва уловимой усмешкой.
Мы стоим друг напротив друга, глядя глаза в глаза. Он сильный, здесь к гадалке не ходи – взгляда не отводит, от неуверенности в общении с Оболенским нет и следа. Тот ему просто был зачем-то нужен, вот он и изображал этакого лошка. А здесь, один на один с неизвестным вооружённым офицером – в его взгляде нет и тени неуверенности, наоборот – он силён и спокоен. Мне знаком тип таких людей, это прирождённые бойцы. Либо, сумасшедшие…
— Я прошу вас, Лев Давыдович, об услуге… Я хотел бы выступить перед собранием вашей новой, объединённой партии. Сделав это перед максимальным количеством её членов и руководства. Если таковое собрание состоится в ближайшее время, прошу этому поспособствовать лично вас.
Сказать, что перед Троцким только что разорвалась бомба – не сказать ничего. Вот тут, что называется, я сумел удивить его по полной. Широко раскрытые глаза его, преодолев рамки пенсне увеличились до огромных, мягко говоря, размеров. Да что – он… Я и сам себе удивляюсь, если честно. Да так удивляюсь, что… И откуда во мне всё это берётся только, а?
— Вы?!..
— Я.
— Меня?! Поспособствовать?!
— Я. Вас.
Серый район серого, вечно холодного города, одетого в гранит. На одной из серых улиц которого стоят, и под робкими солнечными лучами беседуют двое ненавидящих друг друга людей. Первый ненавидит другого за будущие деяния, второй – ненавидит за прошлые. Прошлые деяния класса людей, к которому, как он думает, отношусь я. Но – стоят и даже разговаривают. Добро против зла и наоборот. Как странно устроен этот мир…
— Но… Зачем это вам, и самое главное – зачем нам? — приходит, наконец, в себя Троцкий. — Если ответите внятно, я обещаю подумать. Господин незнакомый мне флигель-адъютант!
Ах, да, я ведь даже не представился… Он уже три раза намекнул!
— Смирнов. Вячеслав Викторович, — я торопливо разворачиваю офицерское удостоверение. — Флигель-адъютант его императорского величества. Мне – вы правы, незачем. Поскольку рискую я всем, даже общаясь с вами сейчас здесь, на улице, Лев Давыдович. Но я всё же готов это сделать. А вам зачем… Мне хотелось бы провести лично с вами публичный диспут при максимальном количестве членов вашей партии. Согласны? Или, боитесь?
