Я замолчал. И эхо последнего слова, как мне показалось, долго ещё витало под высоким потолком, насмешливо каркая оттуда: «…прах… крах-х-х… кар-р-р-р-х…»
В наступившей тишине я пристально смотрел на него. Смотрел не как на монарха, а как на жалкого, никчёмного человечка. Молодого ещё недотёпу, решившего, что он избранный и всё может. Нет избранных людей в этом мире, был лишь один – две тысячи лет назад. Ну, или почти тысячу девятьсот лет, да и того – распяли…
Николай медленно встал из-за стола. Я тоже поднялся – сидеть в присутствии императора как-то не комильфо, я ж всё-таки типа офицер. Заложив руки за спину, царствующая особа сделала несколько шагов туда-обратно по кабинету, задумчиво поглядывая на столь зарвавшегося подданного.
«Сейчас вызовет охрану, прикажет арестовать и сошлёт куда-нибудь в Сибирь! Сибирь она вообще – прибежище всех диссидентов того времени! А мне что? А там Томск родной, так что съезжу, погляжу… С роднёй своей познакомлюсь, опять же – я ведь коренной томич по линии отца… В хозяйстве им подсоблю, Елена Алексеевна, возможно, приедет – женюсь, детишек организуем… Глядишь, дела наладим – эмигрируем в какую-нибудь Аргентину, под южное солнышко. Буду на пляже лежать, потягивать мохито и плевать я хотел на таких монархов, до которых не достучаться никоим обр…»
Поток моих фантазий о юге и спокойствии неожиданно перебил неожиданно властный голос. Неожиданно заинтересованный и с совсем неожиданным вопросом:
— Господин Смирнов! Вы упомянули об охранном отделении? У вас имеются факты, судя по вашей эмоциональной речи? Господин Герасимов, его глава, сейчас находится во дворце, и я даже могу его немедленно сюда вызвать! Если вам будет что сказать, разумеется? Мне и самому, сказать по-сердцу, не нравятся…
Он говорил что-то ещё и ещё. О том, что ведомство Герасимова – оно особое, глава его скрытен и не всегда подотчётен даже ему… Говорил много и подробно, и странно откровенно для первого знакомства – ибо кто я такой, на самом деле… Говорил, а я всё это время думал, что тем самым Николай отгораживается от главного. Поскольку смысл всей моей речи заключался вовсе не в реформе охранного отделения, пусть оно и надо, конечно… Огромная будущая кровь – вот в чём была суть, от которой монарх отгораживался такими вот мелочами. И в этом весь русский царь. Николай Второй по прозвищу Кровавый. А по сути – Бессмысленный.
Когда он, наконец, закончил, я не стал долго раздумывать:
