Меня передёрнуло, бррр, а Лизка визгнула, чувствуя, ползающих по её ляжкам и промежности, мух.
У Урки загорелись глаза, он раздвинул Лизкину пиздёнку и, в образовавшуюся половую щель, поползли мухи!
Урка резко сдвинул губки и прислушался, улыбаясь.
В зависшей тишине, даже Лизка затихла, отчаянное жужжание, попавших в ловушку мух, услышали все!
Урка раздвинул губки и, ошалевшие, окосевшие и ослепшие от яркого света мухи стали вываливаться из Лизкиной пизды!
Оставив Лизку, истекающую соком квашеной капусты, он раздвинул мои губки, и когда назойливые и глупые мухи полезли, отталкивая друг друга, в половую щель, резко сдвинул их.
Но манёвр оказался неудачным: или мои губки были слишком скользкие, или слишком маленькие, в общем, двух мух он зажал между губок и они, отчаянно трепыхаясь и вереща, как резаные, стали, изо всех мухуйных сил, выкарабкиваться.
— Оооо!
Это было и мучительно, и приятно одновременно: с одной стороны, я, бррр, представляя, как они там трепыхаются, вся (!) покрылась пупырышками и мне казалось, что противные мухуи ползают у меня в животе, но, их трепыхания и крылышками, и лапками, и постепенное продвижение к свободе, было, скажем так, щекотно и от вульвы удушливой волной плеснуло к груди сладострастием. И когда мухуи вырвались из западни и, обиженнно жужжа и барражируя, улетели, Урка раздвинул мои губки и из пизды вывалилась задохнувшаяся муха, с слипшимися, не то от сока капусты, не то от моего сока, крылышками.
Передохнули?! Думаете это всё? Ага, как бы не так! Наши мытарства, а может и не мытарства, только начинались.
— Давай хлеб! — приказал Урка, Тарзану.
— А чё это ты командуешь? И для чего он тебе?
— Щас узнаешь! — Урка стал выгребать капусту из Лизкиной пиздёнки, шуруя в ней своей шаловливой ручонкой.
— Эй ты там, полегче ручонками, не у себя дома — выкрикнула Лизка и дёрнулась, сдерживаясь, чтобы не заржать — было очень щекотно.
Урка вздрогнул и стал действовать осторожнее.
В эту минуту из-за угла пятиэтажки выбежали местные подростки с футбольным мячом, но, увидев наших, примолкли и перешли на шаг.
— Тээк! — Квазимода обошёл мусорку и ткнул пальцем в мальчишку, которому на вид было не больше тринадцати лет — Шкет, а ну ка марш домой к мамке! Мультики иди смотри!
Шкет послушно развернулся и пошёл назад.
Это ж надо? Квазимода, оказывается, чтил кодекс и не хотел, чтобы подрастающее поколение совращалось непристойностью, творящейся за кучей!
Видимо с местными наши были знакомы: Квазимода, скользнув по оставшимся глазом, хмыкнул и мотнул головой, словно бы приглашая.
