Дима, сынок, Гелю, слава Богу, долго не огорчал. Дорогой ее мальчик, красавец, умница! Геля очень любила с Димулей под ручку на людях появляться, — на какой-нибудь, например, киношной тусовке. Он чуть не вдвое выше, широкоплечий, стройный, элегантный. Близкие и коллеги, конечно, знали, что он — ее сын, и всегда восхищались, до чего он воспитанный и заботливый. Подумать только! От мамы ни на шаг, а вокруг столько молоденьких, хорошеньких, глазами стреляют — волосы разноцветные, дырки на коленках. Но Дима на дырки, коленки и разноцветные волосы никогда внимания не обращал. Не снисходил. Не удостаивал. У жадных до сплетен киношных дамочек возникали совсем другие предположения относительно молодого красавца рядом с Ангелиной Васильевной, очень даже для Гели лестные. Ах, как эти пред положения ее веселили! В общем, сын всегда был ее главной поддержкой. И вдруг…
Геля уцепилась за Андрюшку в минуту слабости. От большого горя и расстройства. И не уцепилась, а так, дурака поваляла. На ее месте расстроилась бы каждая. Дима, любимый сын, правая рука, главный помощник, привел знакомить невесту. Удар? Да еще какой! Мало этого. Поглядев на невесту, Геля впервые осознала, что она — всегда молодая, энергичная, деятельная — стала старухой. От второго удара еще труднее оправиться, чем от первого…
Геля в отличие от Светлаши всегда за себя боролась. Когда в ее темных пышных волосах замелькала первая седина, она вмиг из брюнетки превратилась в рыжую и только выиграла от перемены, стала еще пикантнее, с ее-то яркими золотисто-карими глазами! Новый цвет, новые возможности — сразу же обновила гардероб: выбрала тона поярче, юбки стала носить покороче, блузки поромантичнее. Принарядилась, помолодела и заторопилась жить дальше.
Невеста, сероглазая, длинноногая, на две головы выше Гели, одетая проще некуда — в джинсах и фирменной майке, — посмотрела на нее с высоты своего роста с ласковым молодым снисхождением. Ее каштановые волосы отливали естественной рыжиной, и червонное Гелино золото разом потускнело. Рядом с гладким, фарфоровым лицом подруги сына Гелино лицо пожелтело и сморщилось. А задорный шарфик по соседству с безупречной округлой девичьей шеей показался владелице нелепыми заячьими ушами, которыми она отгораживалась от костлявой старости. Отгораживайся не отгораживайся, сказал ей шарфик, теперь ты навсегда останешься старухой. И не просто старухой, а молодящейся.
В этом было что-то донельзя унизительное. Обидное. Несправедливое.
