Ты говоришь, “40-е годы, когда мы только начинали, были незрелыми”, а сейчас время пришло. В каком смысле незрелыми? Ты хочешь, чтобы мы дали “возможность писателям с новыми идеями”. Сперва скажи мне, что это за писатели с новыми идеями, которые получили от нас отказ и которым мы помешали эти идеи воплотить в жизнь? Леннарта Хельсинга среди них явно нет, а других я не знаю […] Из всех книг, что мы издавали, ни одна, повторюсь, ни одна не доставила мне такой радости, как “Кошка дует [в серебряный рог]”, – сейчас речь не об этом, но я все же хотела это упомянуть.
Обо всем этом и о многом другом я хотела бы поговорить при встрече. Финансовую часть вопроса вы наверняка можете обсудить с Рабеном. Ты знаешь, что я от чистого сердца желаю тебе купаться в золоте, братец мой дорогой; мне бы так хотелось преподнести тебе прекрасные хризолиты и другие драгоценные камни. Но если ты решил во что бы то ни стало писать малопонятные и плохо продающиеся книги, то твой бюджет превратится в сложное уравнение, которое невозможно решить».
В конце своего письма Астрид сказала несколько слов в защиту собственных книг:
«Ты пишешь, что никак не возьмешь в толк, что есть принципиальная разница между разными видами книг и что будто бы есть те, которые создавать проще. Вот что я тебе на это скажу – я и сама этого не понимаю. Ты можешь сказать мне прямым текстом про ту или иную из моих книг, что она написана плохо, но ты очень меня разозлишь, если скажешь, что она сделана спустя рукава. Думаю, ты бы очень удивился, если бы знал, каким трудом даются мне мои книги, будь то книжка-картинка или текстовая книга, которую ты зовешь головной. Ни в одной из них нет ни слова, над которым бы я не корпела до посинения. Я заканчиваю работу только тогда, когда понимаю, что сделала все, что могла. Заметь, пожалуйста, я не утверждаю, будто после этого моя книга стала хорошей. Упаси господи, я хочу лишь сказать, что она хороша лишь настолько, насколько я смогла ее сделать. Если эта книга вышла плохой, то не потому, что я написала ее спустя рукава. Так что прими это к сведению.
Леннарт Хельсинг ответил на следующий же день:
«Дорогая Астрид!
Ты пишешь такие тягостные письма – надо было мне выражаться осторожнее в моем последнем послании.
Между нами возникло катастрофическое недопонимание: я ни в коем случае не хочу делать заковыристые/трудные для понимания и плохо продающиеся книжки – а коли у писателя есть такие амбиции, то за отстрел таких молодцов надо деньги платить. Сейчас ситуация в обществе такова, что в искусстве, литературе и живописи 80 % шведов предпочитают знакомые идеи и мысли: то, что они уже видели, слышали или читали. Они воспринимают нечто новое, только прочитав об этом в газете или увидев по телевидению. На то, чтобы шведы приняли и усвоили новые идеи и веяния, требуется от 10 до 50 лет. Когда пишешь о том, что было актуально лет 50 или 25 назад, гораздо больше шансов услышать в ответ: о да, так и есть, разумеется! Это, по-моему, и есть спекуляции на старине.
