Петр почти ничего не зарабатывал. Он консультировал в театре и кино художников по костюмам, будучи специалистом по истории одежды. У меня же был диплом, который мне внушал ужас. Там было сказано, что я философ и преподаватель философии. Не раз я вспоминала, как в восемнадцать лет, оказавшись на отдыхе в «Красной поляне» в развеселой компании молодых людей, с которыми мы должны все вместе через перевалы идти с рюкзаками в поход, в горном селе мы знакомились с нашим будущим инструктором. Он попросил каждого представиться и рассказать, кто где работает или учится. Когда очередь дошла до меня, я бодро ответила, что работаю в Исторической библиотеке, а учусь на философском факультете. Сначала все замолчали, а потом раздался жуткий гогот. Общество состояло по большей части из молодых мужчин, которые смотрели на меня и умирали от смеха. Когда все отсмеялись, а я растерянно посмотрела по сторонам, инструктор – маленький жилистый грек – сказал:
– Милая, повтори, пожалуйста, где ты учишься?
Я ответила. Эффект был такой же. Опять все хохотали. Потом отвлекались на других, разговаривали, но время от времени кто-то поворачивался ко мне и снова просил повторить, где я учусь.
И вот теперь мне надо было искать себе работу. Когда я обзвонила разнообразные училища в поисках ставки преподавателя эстетики, меня с придыханием спрашивали, не член ли я партии, и, не выслушав ответ, сразу же предлагали огромную зарплату и место освобожденного секретаря комитета комсомола или преподавателя научного коммунизма, диалектического и исторического материализма. Я говорила, что это не подходит, и клала трубку. Иногда мне предлагали прийти к ним, а уж они меня быстренько примут в партию: они признавались, что им позарез нужен был человек с таким дипломом. Сократ, Эпикур, Платон, Ницше и другие захотели бы стать членами коммунистической партии и преподавать диамат? Как бы они себя чувствовали, получив такое предложение?
И вот мне повезло, пусть за 60 рублей в месяц меня взяли преподавателем эстетики в фармацевтическое училище.
Это был дом сталинской постройки, стоявший напротив Киевского вокзала. Когда я туда пришла, меня никто не спрашивал, что я буду рассказывать, никто ничего не объяснил. Мрачные усталые женщины входили и выходили в огромную учительскую, где возле кабинета директора сидела высокая красивая женщина и покрикивала то на одного, то на другого преподавателя. Было ощущение, что это такая автобаза, а секретарша объясняет водителям, что им надо делать. Меня вообще никто не замечал, и я могла наблюдать за ними абсолютно свободно. Но вот зазвенел звонок, и я отправилась в класс. Войдя, я тут же поняла, что передо мной сидят девушки всего на пару лет младше меня. Как с ними разговаривать? Я стала им рассказывать про законы искусства. Но вскоре поняла, что хотя они напряженно вслушиваются в мои речи, но ровно ничего не понимают. Я искала что-то для них привычное и знакомое, и наконец мы дошли до сказок. Тут дело как-то пошло легче. Кто-то пересказывал «Золушку», кто-то «Снежную королеву». На следующее занятие я попросила каждого рассказать свое любимое стихотворение. Они пришли счастливые и по очереди стали читать мне Асадова. «Они студентами были, они друг друга любили…»
