А вот Петр, который работал «на рейсе», то есть развозил прочитанные-сброшенные книги в огромных железных телегах на лифте по этажам, где их разбирали по шифрам и вновь ставили по местам, – просто умирал от смеха, слушая нас.
– Сталин убивал большевиков, чтобы совершить новый качественный скачок, перевести количество в качество, – орал он. – Мертвый коммунист – лучший коммунист!
Иногда он уходил на перерыв со своим сменщиком-фарцовщиком Кубакиным и напивался пивом, а потом выкрикивал на все хранение, что он – настоящий князь, у него дома есть серебряная шашка, которой его дед рубил красных направо и налево. Наш фарцовщик при этом глумливо улыбался, называя меня Зоей Космодемьянской, и грозил, что задавит меня где-нибудь в углу хранения между двух стеллажей; они могли ездить по рельсам туда-сюда. Вообще-то Кубакин был не злой, но презирал нас с Ленкой за то, что мы не хотели слушать Боба Дилана.
– Ваш Окуджава рядом не стоит с Диланом, он не знает ни одной ноты! Это фантом! Мы что-то вяло отвечали. Но он орал, даже если ему не возражали, а просто молчали.
Фарцовщик Кубакин был очень красив. Широкоплечий, голубоглазый, с абсолютно правильными чертами лица. Обычно утром в курилке он вынимал джинсы, куртки или редкие пластинки из заграничного цветастого пакета. Торговля и примерка шла довольно-таки бойко, однако мы с Ленкой даже не смотрели в его сторону. Его это ужасно злило.
– Ну что, дуры, – насмешливо цедил он, – я для вас скидку сделаю, не за 100, за 70 косарей отдам! Хочу посмотреть на вас в джинсах.
Мы тихо переговаривались, не вступая с ним в разговор. Даже если бы нам и взбрело в голову что-то купить у Кубакина, мы бы просто никогда не нашли таких денег. Наша месячная зарплата была намного меньше.
– Нет, посмотри на них, – кричал наш фарцовщик, – мордой крутят от моего товара. Не уважают труд!
Петр посмеивался, отпуская колкие шуточки о том, что, мол, мы презираем мелкобуржуазную стихию и что у нас мозги свернуты набок. Но мы с Ленкой никогда на него не сердились.
В девятом классе я даже пыталась шить сама – мне пришлось проходить производственную практику на швейной фабрике. Дома лежал отрез шерсти цвета морской волны, выданный отцу для парадной формы. Но почему-то он ему не понадобился. На фабрике, чтобы получить диплом швеи-мотористки, мы должны были сделать какое-то сложное – как там говорили (я вспоминала свою «трудиху») – изделие. Так как у меня был отрез шерсти, я решилась на самое страшное – сшить себе костюм. Но сначала его надо было лишить цвета офицерской морской волны. Поэтому мы с мамой долго полоскали отрез в краске, купленной специально для шерсти, но почему-то цвет распределился по всей ткани тоже волнами, но уже темно-синими. В какой-то момент, я сказала ей, что пусть так и остается, может, так и задумано. Шила я костюм мучительно. Но если юбка клиньями как-то сложилась, то пиджак с отворотами и вытачками являл собой нечто странное. На экзамен требовалось прийти в своем изделии.
