Обширный сад по левую руку граничил со степью. По краю сада располагались два длинных строения: одно для хранения сена, другое для содержания скота. Справа видны были кухня, очаги и амбар. Сад зеленел и цвел. По краю плоских глинобитных крыш сидели и дремали на солнце многочисленные горлинки. Со стороны степи, из-за горизонта выплывали в небо пышные ярко-белые облава. А небо над домом и вокруг прозрачное, чистое и синее…
Когда проходили двором, Хатам увидел около очага совсем молоденькую, тонкую, стройную девушку. Совпало так, что когда он смотрел в ее сторону, она тоже посмотрела на него. Этот взгляд сверкнул так же быстро, мгновенно, как молния, но точно так же, как молния, он ослепил и поразил юношу. Ходжа ушел уже на несколько шагов, а Хатам все стоял на месте, не понимая, что же произошло. Ходжа, оглянувшись и увидев остолбеневшего молодого человека, и не зная причины его остановки, ободрил:
— Иди, иди, не стесняйся, сынок.
Хатам как бы очнулся от ослепления и быстро: догнал Ходжу. Как раз в это время Додхудай крикнул им из комнаты:
— Заходите же, где вы там?
Ходжа и Хатам вошли в комнату молодого бая. Начались приветствия и молитвы.
— Да пошлет вам аллах исцеленье!
— Аллах-и-акбар!
— Великих радостей в вашей жизни.
— Добро пожаловать, братец!
— Доброго вам здоровья и радостей! — Хатам приложил обе руки к груди.
— Как зовут моего гостя? — спросил Додхудай, оглядывая Хатама с ног до головы.
— Хатамбек, Хатам. Как и обещал, я привел его, чтобы вы сами с ним обо всем поговорили.
— Вы правильно поступили, мой друг. Но, наверно, вы сами уж говорили с ним, и он знает, зачем пришел.
— Да, между нами был уже разговор…
…А разговор, если возвратиться немного назад, был такой.
— Сын мой, Хатамджан, — обратился однажды Ходжа к молодому человеку, — я знаю, ты всегда готов на благодеяние ради другого человека. Так вот нашлось одно дело. Только не знаю, по душе ли тебе будет эта служба.
— Вы же знаете, что для вас Хатам готов отказаться от куска хлеба, лишь бы сделать доброе дело. Если вы заранее уже одобряете эту службу, как же мне она будет не по душе?
— Спасибо, сын мой… Но служба службе рознь. А если та, о которой я теперь говорю, не могла и в голову прийти человеку, тогда что ты на это скажешь?
— Пусть даже она никому не приходила в голову, но если вы, а не какой-нибудь посторонний человек, считаете эту службу достойной меня, то я должен ее исполнять, пока мне под силу.
— Под силу-то она, под силу. Это же человеческая, а не верблюжья и не лошадиная работа. А любая человеческая работа человеку под силу… Видишь ли… Есть один калека, у которого не работают ни руки, ни ноги. Зовут его Додхудай. Он сын бая, на деньги которого выстроена мечеть, при которой мы с тобой обитаем. До недавних пор, оказывается, один человек приносил на закорках Додхудая каждую пятницу в мечеть на намаз и уносил обратно домой. Но пришел к этому человеку смертный час, и он умер. Да успокоит его всемилостивейший аллах! И вот если бы эту работу ты теперь взял на себя, то, может, это было бы благодеянием ради ближнего, а? Как ты думаешь?..
