Мысль, которая пришла ему в голову, была столь отчаянной, столь фантастической, столь лишенной какого-либо прочного и надежного основания, что он боялся полностью ее выразить, придать ей законченную форму, а значит, воспринимать в дальнейшем как нечто цельное.
Поэтому он позволял ей свободно копошиться в голове в виде обрывков, фрагментов, деталей, подобно частям головоломки, которые нельзя соединить, потому что, как только они обретут очертания законченной картины, он будет обязан действовать решительно. А вдруг в конце все же выяснится, что речь идет о безобидной игре? На кону не столько репутация или карьера – ему глубоко наплевать на это, – но самооценка, уважение к себе.
Нет, как ни крути, он все более укреплялся в мысли, что эта «охота за сокровищем» – отнюдь не невинная забава, а, напротив, весьма опасная затея.
Дело это не только пахло кровью (взять хотя бы ту же голову барашка) – оно отдавало гнилью, разложением и болезнью.
Если все на самом деле обстояло так, как ему виделось теперь, то уже с самого первого письма его соперник планировал в качестве награды нечто, от чего волосы на голове встанут дыбом, и комиссар этого сразу не понял – а следовало бы.
Мало того, он счел все это ерундой, пустой забавой, шуткой и не принял всерьез все то, на что соперник намекал между строк.
Но на чем же основывалось его теперешнее предположение? На одних словах.
Точнее даже, на его собственном истолковании некоторых слов. Но достаточно ли этого или все же маловато, чтобы сформулировать совершенно фантастическую версию?
«Давайте опираться на факты».
Когда Монтальбано был лишь заместителем комиссара, его шеф – тот, что передал ему основы ремесла, – всегда говорил так в начале расследования.
Но если слова приводят к пониманию фактов, то не лучше ли в первую очередь обращать внимание на слова? Сколько раз случалось, что слово, сказанное или не сказанное, наводило его в расследовании на верный путь?
Как там звучит эта фраза на латыни? Ex ore tuo te judico[15].
Но как бы то ни было, если даже судить по словам, оставалась одна проблема, мешавшая ему избавиться от сомнений: не было ли его истолкование полностью ошибочным?
Может быть, поговорить с Артуро… Уж он-то бы расстарался, напряг мозги… Нет, сейчас лучше не подставляться, лучше ничего не говорить ему об этой мысли, настолько она зыбкая и беспочвенная. Паренек небось решит, что у комиссара старческое разжижение мозгов.
А вдруг его догадка в итоге окажется верной? Не ляжет ли тяжким бременем на совесть Монтальбано тот факт, что он ничего не предпринял вовремя? Предпринять? Вовремя? Но что именно?
