Началась двухлетняя осада. Поля остались незасеянными, скот вне стен был захвачен врагами. Правители города, обуреваемые жаждой наживы, распродали государственные запасы хлеба перед самой осадой иногородним, успевшим вывезти его на судах. Начался голод. Жители стали искать спасения в бегстве к славянам. Но те, видя множество беглецов и опасаясь, что они станут опасными в случае неудачи, стали их продавать «народу славян более северных районов». Поэтому бегство к славянам прекратилось. Пытавшихся покинуть город и по суше и по морю славяне пленяли или убивали. На совете управителей города и горожан было решено отправить в области Фив и Димитриады, к велегезитам, имеющиеся в городе суда и моноксилы для закупки сухих фруктов, так как велегезиты «тогда, как кажется, имели мир с жителями города». В городе остались в основном неспособные к военному делу люди.
Совет рексов драгувитов решил штурмовать стены, надеясь, что город теперь может быть взят без труда. 25 июля состоялся штурм, в котором принимали участие драгувиты, ринхины, сагудаты и др. Нападение было одновременным и с суши и с моря. Но в штурме не участвовали славяне со Струмы: «согласно случившемуся у них решению», они повернули от города. Осажденные опасались, что в случае их пленения велегезиты, узнав об этом, перебьют фессалоникийцев, отплывших за продовольствием. А это действительно замышляли велегезиты.
Но штурм был отбит. Враждуя друг с другом, славяне «ушли в свои места». Через несколько дней вернулись и уплывавшие к велегезитам с хлебом и бобами: узнав о неудаче штурма, те продали продовольствие. Но славяне снова готовились к штурму, опытный славянский мастер изобрел особую осадную башню. Но башня не была достроена — мастер «сошел с ума» и ушел к фессалоникийцам. Славяне не отказались от штурма и держались спокойно, кроме ринхинов и славян со Струмы, которые занялись морским разбоем, достигая берегов Мраморного моря. Возмущенный император двинул войско против славян на Струме, которые заняли теснины и попросили помощи у «различных рексов». Струмяне были разбиты. Фессалоника была снабжена продовольствием, и славяне предложили мир (L., I, р. 209, 14–221. И, § 232–281).
В этом рассказе особенно интересны следующие детали. Ясно, что до осады между славянами и властями Фессалоники длительное время сохранялся мир; славяне еще оставались в большинстве язычниками, что не мешало их тесному общению с византийцами, торговле с ними и пребыванию в городах. В Фессалонике уже имелись славянские поселенцы. Создается впечатление, что представители власти пытались уже рассматривать славян как подвластных империи находящихся на особом статусе, тогда как славянская аристократия еще надеялась на захват города и установление своего господства на полуострове. Эта общая цель, как полустолетие раньше, объединяла славянских вождей, и при известии о смерти Первуда, игравшего роль лидера среди знати племен, живущих близ Фессалоники, они, объединившись, осадили город. Ясно также, что в Константинополе знали об этих настроениях славянских вождей: показательна та тревога, которая возникла в столице после бегства Первуда, — было введено в сущности осадное положение, а Фессалонику немедленно предупредили о скорой ее осаде.
