Согласно Маврикию (с. 281), рабам-пленникам славяне определяли срок пребывания в рабстве, по истечении которого пленный мог вернуться домой, уплатив выкуп, или остаться среди славян на положении полноправного члена их общества. Иначе говоря, рабство носило патриархальный характер: рабы не играли серьезной роли в производстве, и славянское общество было заинтересовано в притоке ромейских жителей с их производственными навыками и опытом. Поэтому византийским полководцам предписывалось в летнее время, разграбив после разведки открытые места в земле славян, оставаться там длительное время, чтобы пленные ромеи могли, бежав от славян, спасаться в воинском лагере византийцев (Мавр., с. 286)[100].
Но, конечно же, не добыча обеспечивала основные материальные условия жизни славян левобережья Дуная — она служила средством обогащения прежде всего племенной аристократии, ускоряла социальное расслоение. В основе экономической жизни уже в эту эпоху лежали регулярное земледельческое хозяйство и пастбищное скотоводство. Правда, по словам Маврикия (с. 284), в зимнее время славяне испытывали недостаток продовольствия и не были способны сопротивляться хорошо вооруженному врагу. Однако подобного рода ситуация в деревне зимой — не редкость в империи, да и не только в пей, и не только в средние века.
Социальную структуру славянского общества в эту эпоху можно реконструировать, разумеется, лишь гипотетически. Согласно описанию Прокопия (с. 125–126), склавины и анты «живут в демократии», не управляются одним человеком и важные вопросы решают «сообща» (ες χοινον ομοιως). Примером этих сохраняющихся издревле (ανωζεν) порядков является рассказ о пленении Лже-Хильвудия. Несмотря на то, что мнимый военачальник был собственностью лишь одного склавина, взявшего его в плен, а затем — одного анта, купившего его у склавинов на свои средства, анты решили, поверив слухам о высоком ранге пленника, что это дело общее, и «собрались почти все» для совещания.
Следовательно, право собственности могло нарушаться, но только в силу чрезвычайных обстоятельств и лишь по решению общего собрания мужчин данного объединения. Речь шла не только о возможном получении в качестве выкупа больших благ (αγαζα) для всех них (σφισν), но и о том, что в то время (в 545 г.) антам как союзникам империи было предложено Юстинианом занять на левом берегу Дуная запустевший город-крепость Туррис вместе с окружающими землями, чтобы нести пограничную службу, получая от императора деньги. Анты были готовы согласиться, если император вновь назначит Хильвудия военачальником империи и он будет «сооснователем» (ξυνοιχισ ην) крепости Туррис (т. е., видимо, начальником византийской части гарнизона) (Прок., с. 127). Дело в том, что истинный Хильвудий, погибший в походе против Славин около 12–15 лет назад, прославился своим воинским искусством, воевал же он не против антов, а против склавинов, внушив им ужас (Прок., с. 124). Речь шла, таким образом, о судьбах всего общества, с пленением Хильвудия было связано слишком много надежд, и анты ради этого отправили посольство в Константинополь. Такого рода общие собрания воинов славянского объединения были, видимо, уже явлением нечастым.
