. На наш взгляд, доказательства, приводимые Р. Г. Скрынниковым, менее убедительны, чем доводы С. Ф. Платонова. Вспомним, с каким восторгом был принят большинством московского населения новый царь. А ведь его признала и значительная часть боярства, и даже мать Дмитрия — старица Марфа, которую по приказу Лжедмитрия I юный государев мечник князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский привез из монастыря
[322]. Эти факты говорят о твердых позициях, занимаемых Самозванцем в первые дни его царствования.
Н. М. Карамзин на основании многочисленных свидетельств современников — русских и иностранцев — так описывает суд над Василием Шуйским: князя с братьями «велели судить, как дотоле еще никого не судили в России: Собором, избранным людям всех чинов и званий. Летописец уверяет, что князь Василий в сем единственном случае жизни своей явил себя героем: не отрицался; смело, великодушно говорил истину, к искреннему и лицемерному ужасу судей, которые хотели заглушить ее воплем, проклиная такие хулы на венценосца. Шуйского пытали; он молчал; не назвал никого из соумышленников и был один приговорен к смертной казни; братьев его лишили только свободы». Василия поставили на помост около плахи, и Петр Басманов с Лобного места зачитал от имени царя: «Великий боярин, князь Василий Иванович Шуйский, изменил мне, законному государю вашему, Димитрию Иоанновичу всея России; коварствовал, злословил, ссорил меня с вами, добрыми подданными: называл Лжецарем; хотел свергнуть с престола. Для того осужден на казнь: да умрет за измену и вероломство». Князь Василий, уже обнажаемый палачом, громко воскликнул к зрителям: «Братья! Умираю за истину, за веру христианскую и за вас». Когда голова осужденного уже лежала на плахе, вдруг все услышали крик: «Стой!» — и увидели скачущего из Кремля гонца с указом в руке, в котором Шуйскому по ходатайству царицы-инокини Марфы, матери царя, объявлялось помилование[323]. Всех троих Шуйских сослали в Галицкие пригороды; имения описали, дома разорили.
Академик Л. В. Черепнин дает весьма остроумную и убедительную оценку этого суда. «Форма соборного судопроизводства, — пишет историк, — очевидно, была выбрана Лжедмитрием потому, что он искал популярности среди различных сословий Русского государства. Лжедмитрий применил довольно ловкий прием: осуждению Василия Шуйского он придал характер соборного приговора, помилование же (уже на Лобном месте) этого приговоренного к смерти боярина должно было выглядеть в глазах населения как акт личного царского милосердия»
