Мэтт делал так и раньше, за год до рождения Санди. С коллегой по работе. Джульет знала, что ее звали Лейла и что жила она в Брайтоне. Ей было двадцать семь, и у нее была кошка. Их связь продолжалась два месяца, и он злился на себя. Он пошел на консультацию к психологу – они оба пошли. Джульет просто сидела, пока Мэтт говорил, что она эмоционально недоступная, что у нее голова в облаках, и думала, когда же она встанет, заорет на него и выцарапает ему глаза. Но, будучи Джульет, она просто пожала плечами и помирилась с ним. В результате у них родился Санди и скрепил печатью сделку, которую они заключили в надежде, что их жизнь наладится. Вот только со временем стало очевидно, что не наладится.
Тишина в пустом доме нервировала ее. Джульет заморгала, возвращаясь к реальности, и взяла в руки адресованное ей письмо в голубовато-зеленом, как утиное яйцо, толстом конверте. Взвесила его на ладони. Оно было на редкость тяжелым.
Она праздно подумала – интересно, Тесс всегда ненавидела ее, или теперь ненавидела больше, потому что трахалась с ее мужем, или она всегда ненавидела ее, а интим с ее мужем был добавкой к ее ненависти. Может, на философском уровне Джульет была с ней неразрывно связана… Где же они трахались? Тут, в доме? Может, ей надо поговорить сегодня с ним и сказать, что ей все известно? И он тогда уйдет от них этим же вечером? А дети – что они скажут им?
У Джульет закружилась голова, она оперлась о стол, и тут ее с десятиминутным опозданием пронзило. Мэтт. Тесс. Ее семейная жизнь. Мэтт. Тесс. Ее работа.
Она посмотрела на свои руки. Они казались пятнистыми из-за черных клякс перед ее глазами, словно она слишком долго глядела на солнце. Джульет повозилась с конвертом, кое-как открыла его, моргая. Она не заметила, как из конверта выскользнул ключ, и вздрогнула, когда он упал к ней на колени. Она взглянула на него; это был непримечательный, тонкий, тускло-золотой ключ от навесного йельского замка. Она вынула из конверта тонкую прозрачную бумагу и рассеянно развернула ее. На самом деле она думала о руке Тесс, открывающую дверцу для Мэтта, о волнении на ее лице, когда он поцеловал ее так, словно она принадлежала ему и он не хотел уступать ее никому.
Джульет перевела взгляд на свернутую пополам тонкую бумагу с написанными от руки строчками, и тут у нее подогнулись колени. Этот почерк она не видела много-много лет, а когда-то он был повсюду: на поздравительных открытках, на каталогах луковиц, на листочках со списком продуктов. Почерк перенес ее в кухню Соловьиного Дома. Она прочла последние строчки.
