— Чтоб мне скорее тебя съесть?
— Ну, дядя, сколько можно шутить? Сходил бы ты за дровами, уже нечего подбрасывать в очаг.
Людоеду довелось видеть разных детей, но таких, как эта девочка, он еще никогда не встречал. От изумления Дандалош сел на сундук и уставился на Мануш. А она подошла к нему и, весело потянув его руку, сказала:
— Ты что расселся? Я же сказала, иди за дровами, ленивец.
— З-знаешь что, негодница?.. Зачем дрова? Да и кто их будет колоть?.. Я уж лучше тебя сырой съем… Пока дров нарублю, ты столько еще наболтаешь, что у меня аппетит пропадет… Нет, лучше сырую тебя съем…
— Не съешь, не съешь! — смеялась Мануш.
— Почему это я не съем тебя? Зубы у меня на месте и хорошо наточены. Вот сейчас увидишь!
— Не увижу, не увижу!
А за стеной дома уже беспокоились.
У волка слюнки текли от нетерпения. По всем его расчетам, Людоед должен бы давно съесть девочку. В таких случаях он сразу выходил и спускался в колодец. Устраивался подремать в холодке, а через какое-то время вылезал и потом уже всю ночь бродил по лесу, пока не раздобывал что-нибудь для следующего дня.
Волк, хорошо знавший привычки и повадки Людоеда, удивлялся, что все так задерживается. Ему хотелось заглянуть в окно, но он трусил.
Не спокойны были и колдуньи. Прячась за орешиной, они, не спуская глаз с дома Людоеда, ждали… Ждали с уверенностью, что стоит Дандалошу съесть Мануш, как они тотчас обретут свою колдовскую силу.
Ждали долго… И от усталости наконец заснули… Заснули, и началось… Им снилось, что они летают на своих метлах над любимой лужайкой, как в былые счастливые времена, когда обладали способностью заколдовать кого хочешь, обернуть кем хочешь любого и каждого, и обернуться самим в кого хочешь.
Летали они, летали и, так же неожиданно, как заснули, разом проснулись. Сначала они не поняли, где находятся, потом, когда увидели дом Людоеда, все вспомнили.
— Ципили, он еще не съел Мануш, — сказала Тимбака. — Отчего бы это?
— Почему ты думаешь, что не съел? Может, давно уж проглотил, — проговорила Ципили. — Где помело? Давай-ка проверим.
— Забыла, что помело не освящено?
— И верно ведь! Совсем забыла.
И обе загрустили. Ципили склонилась головой на плечо подруги и прижалась к ней потеснее. Тимбака удивленно заморгала глазами, но промолчала. Она сейчас тоже нуждалась в сочувствии родной души. Им, конечно, приходилось иногда и сцепиться в споре, изрядно повздорить, но друг без дружки жить они уже не мыслили, особенно после того, как потеряли колдовскую силу.
