Так было на всем протяжении человеческой истории. Прошу не считать меня чрезмерно чувствительным и не забывать, что я это говорю в момент, когда, кроме нас с вами, никого на Земле не осталось. Я запланировал шесть лекций, посвященных истории человечества, начиная с двенадцатого века до нынешней эры, причем вторая лекция будет начинаться Катастрофой европейского еврейства, которой я уже касался в своей предыдущей лекции (помните, я рассказывал вам о том, как из мертвецов варили мыло и тому подобные кошмары?), а затем свяжу это с применением американцами атомного оружия в войне с Японией. Вы, в частности, услышите несколько душераздирающих рассказов о том, как однажды утром тысячи японцев бросились среди окрошки бетона и стекла искать собственные глазные яблоки. Об этом можно рассказывать без конца, но боюсь, что у меня духа не хватит.
Коун сказал при этом, что у него нет ни малейшего желания ни преувеличивать степень человеческого падения, ни преуменьшать его тяги к добру и красоте.
— Если я считаю целесообразным переносить акценты на грехи, свойственные людям, то исключительно потому, что хочу помочь вам избежать подобного в вашем будущем обезьяньем обществе. Я хочу, чтобы вы избежали повторения тех же ошибок. Ибо ваше будущее в ваших руках.
Бурные аплодисменты. Буз размахивал зеленой коуновской кепкой, которую носил последнее время. Глаза Марии Магдалины наполнились слезами умиления. Мельхиор высморкался и прочувствовано нахмурился.
Коун отвесил поклон. Какая трогательная картина: он, Келвин Коун, единственный человек на Земле, читает обезьянам лекцию о банкротстве человечества! Недурно! Папа-раввин — да пребудет душа его в раю! — конечно же, похвалил бы.
(«Послушай, Келвин, скажу тебе прямо, мне никогда не нравилось, что ты красивое еврейское имя сменил на это дурацкое „Келвин“ — прямо-таки наришкайт, — но за то, что ты сейчас объяснял обезьянам, хвалю».
«Но, папа, они не совсем обезьяны. Они вполне развитые приматы».
«Возможно, но, видишь ли, по мне, так обезьяна всегда остается обезьяной».)
Коуна уже понесло, он не мог остановиться и пошел распространяться о том, что человеку потому ничего не удавалось, что он ни за что не умел по-настоящему приняться.
— Речь в данном случае идет о свободе воли. Да и как она могла быть свободной при условии крайней ограниченности интеллекта? Что мешало Всевышнему совершеннее сработать человеческий мозг? Думаю, что Ему это было совсем не трудно, независимо от того, появился ли человек первоначально в виде готового к последующей эволюции гена или в виде Адама с окончательно сформировавшимся ребром. В любом случае Он мог бы снабдить человека способностью более надежного контроля над инстинктами и если уж не любовью к своему собственному роду, то, по крайней мере, осознанием серьезности естественного отбора и того, что некоторым дано мало, а иным и вовсе ничего, что им мало отпущено на жизнь и они умирают совсем молодыми. Как вы считаете: я прав или нет?
