— Может, и хвост… Скорее всего… — еще больше горбясь, проговорил Махор.
— Пошли! Нам не резон встречаться с ними. Живей! Лес недалеко.
Пожилой с затаенной жалостью поглядел на Махора. Но Махор с трудом дошел до тонкого дубочка и лег на спину.
— Не угнаться мне за вами. Видно, конец мой пришел. Кровью исхожу. Дали бы мне гранату…
— Отдай ему свою «феньку», — сказал пожилой.
— Граната одна… Не дам! — с сердцем произнес молодой. — Пошли, а то будет поздно.
— Братцы! Они ж меня замучат, — простонал Махор, взглянув на пожилого.
В голосе его было столько безысходной тоски, что даже у молодого партизана что-то дрогнуло в душе.
— Ну что, Максимыч, с ним делать? — обратился он к пожилому.
Махор с трудом сел, взялся за пятку, потянул сапог. Ветер снова донес собачий лай.
— Нате… Сапоги что надо! — протянул он дрожащей рукой пожилому. — Ну теперь все равно… — сказал, охваченный могильной тоской. — Пора вам. А мне дайте пистолет.
Партизаны поколебались, но медлить было нельзя, и молодой протянул ему парабеллум. Дрожащей рукой Махор взял оружие.
— Спасибо, парень. Мне, братцы, лихо. Ой, лихо… — Сухая хрипота царапала горло, и он сказал совсем тихо, морща бескровное лицо: — Прощевайте…
Партизаны молча отошли. Махор взял пистолет, раздавил дулом комара, что присосался к виску, и еще раз тоскливо глянул в небо помутневшими глазами. Вдруг солнце перевернулось и показалось ему большой кровоточащей раной. Рубашка под сердцем покраснела. Он дернулся, будто намереваясь подняться, но тут же уронил голову в траву.
На ближнем к опушке болоте лаяли овчарки. Партизаны постояли несколько секунд и быстро пошли к перелеску.
Получив у Митрачковой больничный лист, Поворов решил встретиться с Данченковым. Костя оседлал лошадь и, выехав на шоссе, пустил ее легким аллюром. Вскоре лошадь вынесла его к мосту через речку Воронусу. Поворов не слышал, как за кустами у моста кто-то прошептал:
— Глянь-ка, дядя, какая рыба… Сама прет. Кажись, сещенский полицай Коська…
Не доезжая до моста, Поворов свернул влево, где на берегу речки махали темно-коричневыми шапками рогозы. Он знал, что эта целина приведет к партизанам. А за кустами шло скоротечное совещание:
— Живьем возьмем! — советовал старик.
— На кой хрен он нам живой… Рубанем по черепку — и конец, — горячился молодой.
— Ты, парень, слушай. Может, он нашим как «язык» нужон. Цыц, говорю, я сам…
Старик быстро, молодецки выскочил из камней и взял коня под уздцы.
