Пройдя лесок, сел на сухую кочку. Достал из сумки кусок хлеба и ломтик сала.
— Хлеб да соль! — вдруг раздался молодой бойкий голос.
Почти в упор смотрели на Махора два партизана, держа наготове карабины. У молодого за поясом была граната.
«Партизаны!» На душе стало тоскливо, тревожно. От потери крови кружилась голова. Один из партизан, молодой, глядя на Махора, зло улыбнулся и покачал головой. Второй, постарше, с щетинистым лицом, подошел к нему и сказал строго:
— А ну давай!
— Портфель? — бессмысленно спросил Махор.
— Сало, хлеб… Портфель!
— Сало, хлеб — берите… Портфель добыл у фашистов. Машину подорвал. Портфель вашему начальству отдам.
— Нам повезло! — подмигнул молодой.
Махор почувствовал себя плохо, лицо его заблестело от пота, рана в боку остро заболела.
— Ты кто? — спросил пожилой и сам ответил: — Полицай ты!..
Махор утвердительно кивнул.
— Ясно! Воевал против нас, а теперь одумался…
— Точно так! — уставшим, равнодушным голосом ответил Махор. — Вот образумился. Знамо дело, поздновато.
— Расскажи, как это ты?
Махор сказал самое главное. Вспомнил расстрел семьи комиссара и свои переживания. Бесцветно и плоско говорил, не умея облечь в слова то, что видел и не мог забыть.
— Такое надо видеть… А передать, знамо дело, не выходит, — махнув рукой, устало сказал он.
— Ну а взрыв на большаке?
— Да что… Уж лучше ведите меня…
— Ведите! — возмутился молодой. — Да ты давно приговорен нашим судом к смерти.
— Так лучше бы судить… По закону. По закону мне легче. Чтоб при всем народе.
— Ты что, шкура продажная, по закону жил? А теперь закон вспомнил… Ты сам-то убивал? — распалялся молодой.
— Нет, мужики, не вру. Уж это правда. Не убивал… Видел, как убивают. А сам… Нет! — Схватился за бок. — Слаб совсем… Покурить бы…
Пожилой достал тощий кисет, оторвал клочок какой-то измятой бумаги, насыпал малюсенькую щепотку махорки и свернул козью ножку. Несколько раз затянулся.
— На, соси! — передал Махору.
Полицай медленно взял козью ножку и стал жадно тянуть ее, глотая дым.
— Слыхал, ваш командир справедливый. Может, меня поймет. Может, того… искуплю… — едва слышно сказал он, прижимая руку к окровавленному боку.
— Так, так… Заявку даешь на место в отряде… — съязвил молодой.
— Может, и поймет, — согласился пожилой, глядя прямо в глаза Махору. — Вон Тимоха у нас в отряде такой был, как ты… А ничего… Смело воюет!
Вдали за перелеском послышался злобный лай собак. Махор вздрогнул.
— За тобой хвост, надо уходить, — встревоженно сказал пожилой.
