В просторной комнате Абрамова, где рядышком с его кроватью помещался колченогий стол временного счетовода экспедиции Голубева, где вдоль стен лежали тщательно перевязанные, надписанные свертки с наиболее ценным снаряжением, было очень тесно и людно.
Абрамов сидел за столом счетовода и молча курил трубку. По его строгому лицу, утратившему обычное приветливое выражение, люди догадывались, что начальник собрал их не просто для того, чтоб провести очередную политинформацию или поговорить об очередных задачах по подготовке к походу. Видно, что-то другое хотел сказать начальник — и, должно быть, необычное и не совсем приятное Поэтому все держались настороженно, говорили вполголоса. Комната наполнялась людьми, стало тесно и жарко. В воздухе повис сизый табачный дым.
Абрамов сидел молча, курил трубку и лишь иногда поглядывал на лежавшие перед ним на столе часы.
— Вот оперативность! Стриженая девка косы не заплетет, а наши орлы уже соберутся, — улыбаясь, сказал Белоусов.
Он один, казалось, не понимал серьезности момента, или не хотел поддаваться общему тревожному настроению. Кто-то засмеялся. Кто-то и сам попытался пошутить, но шутка не удалась. Большинство зашикало, осадило их. «Ладно мол, языком хлестать. Нашли время».
Последним, с десятиминутным опозданием, в комнату ввалился тракторист Евдокимов.
— Здравствуйте, честная компания! — нисколько не смущаясь своим опозданием, сказал он.
Затем Евдокимов бросил на пол, поверх общей кучи одежды свою телогрейку и, не твердо ступая, направился к свободному месту. Некоторые заулыбались ехидно и многозначительно, кое-кто даже крякнул и многозначительно пощелкал себя по горлу. Но большинство трактористов хмуро и укоризненно смотрело на опоздавшего.
Только Абрамов, казалось, ничего не замечал.
Отложив трубку в сторону, опершись обеими руками-о стол, глядя куда-то мимо собравшихся, он начал:
— Сегодня у нас необычное собрание, товарищи! Скоро начнется поход. Нам предстоят большие испытания, и большая ответственность лежит на нас с вами. В таком походе, как наш, будет много трудностей, и нужно прямо сказать — можно подвести экспедицию и можно подвести себя. Очевидно, вначале не все ясно представляли, какая это сложная и рискованная экспедиция. Но прошло уже около месяца. За это время вы лучше разобрались в обстановке. Обдумали и выяснили многое. Увидели, должно быть, что трудностей очень много, больше, чем вы предполагали. Может быть, перестали верить в успех дела. Все возможно. Я сейчас никого ни в чем не хочу убеждать. С каждым из вас я неоднократно говорил обо всем этом. Сегодня мне нужно твердо знать: кто идет в поход и кто нет. Желающие вернуться домой немедленно будут освобождены, получат причитающуюся им зарплату, полный расчет и уедут. Как это ни тяжело, будем готовить иной, более надежный состав. Состав, который будет ясно понимать и твердо выполнять большую государственную, благородную задачу, поставленную перед нами Родиной. Который не подведет, будет дисциплинирован, надежен. Итак, — после некоторой паузы продолжал Абрамов, — кто чувствует себя нетвердо, кто передумал, пусть не стесняется и честно заявит о своем уходе. Лучше уйти самому и не подводить других. А то в походе так не уйдешь. В походе мы сами с позором выгоним всякого, кто будет мешать делу, — выгоним, как бы нам ни было тяжело.
