У-у, какая она!
…Хорошая женщина. В воскресенье мы поедем к ней в сад вместе с Симой.
С этой мыслью я и шел, но чем ближе подходил к дому — больше и больше испытывал какую-то неловкость. У самых ворот монастыря мне стало ясно, что я ничего не расскажу Симе, мы не поедем с нею к Кате в сад.
Да и в дом свой я почему-то не пошел, а направился в палату, к больным. С небывалой охотой выслушивал их жалобы, давал бесчисленные советы, успокаивал. Сам разбинтовывал их раны, чтобы посмотреть, сам забинтовывал.
Оля удивленно смотрела на меня, пыталась понять, что со мной происходит. Но как она могла понять, если я и сам этого не понимал!
Пришли из «скорой помощи» и сказали, что привезли мальчишку с покалеченной рукой.
Я очень обрадовался, что появилась настоящая работа, ни о чем не надо думать, — только о деле.
Белобрысый мальчишка лет десяти, с распухшей в локте рукой сидел на табурете. Недоверчиво и строго глянул на меня и отвернулся, прижимая к груди больную, посиневшую руку. Рядом с ним стояла мать и умоляюще, страдальчески смотрела на меня.
Заложив руки назад, показав этим, что ничего не собираюсь делать, я приблизился к мальчишке и спросил:
— Ну что же ты, парень? Расскажи, как это было?
— Подрались мы с Гришкой. А он повалил и давай крутить, давай… Выкрутил, видать…
— Он старше тебя?
— Не-е… злой он.
— Насилу оттащили. Как клещ вцепился. А самого-то и от земли не видать, — сказала мать.
— Эх, ты! Зовут-то тебя как?
— Миша.
— Что ж ты, Михайло, сплоховал?
— Злой он, как дьявол, — ответил Миша и виновато, уже доверчиво улыбнулся мне.
— Ты знаешь, что такое рентген? — спросил я.
— Знаю.
— Ну вот, мы тебя сейчас посмотрим и подумаем, как быть дальше. Пойдем.
В рентгенкабинете Маргарита Тимофеевна опустила штатив, и я уложил на него мальчишку.
— Наркоз знаешь что такое?
— Мамка говорила. Усыплять будете.
Парнишка уже не боялся и посматривал так, будто я был волшебником, но каким-то не очень настоящим. Он с любопытством смотрел на маску, которую я обливал эфиром, и на мое предложение считать ответил:
— А чего попусту считать-то! Я и так усну.
У Миши оказался не только сильный вывих, но и трещина в чашечке.
Какую злобу и силу надо было иметь тому зверенышу Гришке, чтобы вывернуть сустав, сломать кость!
Мы с Олей быстренько вправили вывих.
Миша проснулся.
— Долго ты спал? — спросил я. — Тебе снилось что-нибудь?
— Ага.
— Что?
Он молчал и хитро улыбался, будто не хотел разглашать какую-то чудесную и очень важную для него тайну.
