Брел я по щетинистому скошенному лугу, сбивал лозиной колокольчики, избежавшие каким-то образом острых ножей косилки, и не заметил, как приблизился к мотоциклу, у которого возилась девушка в комбинезоне.
Она услышала мои шаги, поправила волосы, выбившиеся из-под берета, и поздоровалась:
— Здравствуйте, доктор… Как ваш улов?
Это была Катя. Я узнал ее сразу. Только теперь в ее глазах под тонкими стремительными бровями вместо тоски была насмешка. Не злая, а какая-то озорная, зовущая.
Ничего в Кате не было от серьезного человека, от агронома. Была девчонка с веселыми озорными глазами.
— А почему вы про улов спросили? У меня и удочек-то нет.
— Они у Степана в землянке.
— Откуда вы знаете?
— Частенько вижу вас здесь, вот и знаю.
— Вы?! А я вас ни разу не видел.
— Где уж вам!.. — досадливо сказала она и села на мотоцикл. Завела мотор, оглянулась, стрельнув колючим глазом: — До свиданья, доктор…
Я взялся за скобу заднего сиденья:
— Подвезите немного.
— Нам не по пути.
— Очень даже по пути.
Катя сощурилась, предостерегающе двинула тонкой, гибкой бровью:
— Смотри, доктор, тебе виднее.
Взревел мотор, и я на ходу вскочил в седло.
Мотоцикл мчался по тряской дороге. Меня подбрасывало, швыряло в стороны. Мы ехали к белым домикам под красными шапочками.
— Это ваш совхоз? — спросил я.
— Да.
— Почему вы ни разу не пришли в больницу? Я же вам велел.
— Не хотела.
— Как сейчас себя чувствуете?
— Отлично… Остановиться?
— Нет.
— Нам лучше остановиться.
— Нет. Я давно не бывал в садах.
Мотоцикл мчался по накатанной дороге, среди могучих пирамидальных тополей.
— Это ветроломная полоса. Ветролом! — крикнула Катя, обернувшись ко мне.
Трепетали ее волосы, раскраснелись щеки, смеялись глаза. И я успел заметить, что в них исчезли насмешка и упрек. Кате было хорошо, как бывает хорошо человеку в поле, на реке, в саду, когда он суетные заботы, неурядицы сбросил, как грязное белье, и теперь радуется солнцу, цветам, чистоте природы…
Мне тоже становилось хорошо.
Мы ехали в волшебный мирок, придуманный мною, и мне не было страшно, что вдруг обернется убогими хатенками. Я верил, что он и есть такой красивый, каким виделся издалека.
Остановились у белого кирпичного, похожего на теремок домика под алой крышей. Катя, поставив мотоцикл на подпорку, сказала:
— Пойдемте со мной.
И юркнула в сиреневые заросли.
— Сюда, сюда! — крикнула она.
Я пробрался сквозь кусты и очутился у старых яблонь.
— Идите ко мне… садитесь.
Я сел на скамейку, врытую у серого каменного столба. Пониже моего роста, плоский, закругленный, он был похож на придорожные алтарики, какие приходилось видеть в войну на Западе.
