— Аулсовет и комсомольская ячейка, — сказал Доготлуко, — наметили несколько достойных людей в президиум сегодняшнего собрания. Если разрешите, я зачту список, а потом вы дополните или исключите, кого найдете нужным.
— Говори, говори! — раздались голоса.
Доготлуко начал читать.
— Первый, кого мы считаем достойным быть в нашем президиуме, — это старейший человек нашего аула, проживший свою жизнь честным трудом, — Устаноко Карбеч.
— Этого нельзя делать! Есть люди более достойные… — пробормотал Карбеч, привставая и растерянно оглядывая собравшихся. Но его слова утонули в шуме дружных рукоплесканий. Карбеч тяжело опустился на стул, все так же растерянно и односложно приговаривая:
— Разве можно? Разве можно?..
— Следующая, — продолжал Доготлуко, — первая активистка, женщина нашего аула — Амдехан. Третий, — выросший в нашем ауле и проведший жизнь в тяжелом труде, — Иван Суслов, бывший батрак Бехуковых.
Здесь Доготлуко выжидающе приостановился. Собрание изумленно замерло на несколько секунд, затем сразу вскипел жаркий говор, утонувший в громе рукоплесканий…
Из списка Доготлуко собрание не отвело ни одного кандидата. Собрание впервые видело такие торжественные выборы президиума, но эта новинка понравилась людям и они наперебой стали выкрикивать дополнительные кандидатуры. Таким образом, к списку добавили имена еще нескольких стариков и старухи Дарихан.
С усаживанием президиума Доготлуко пришлось немало повозиться, потому что избранники скромно уступали друг другу первенство и никто не соглашался сесть первым.
Смешное и упрямое сопротивление оказал Иван.
Соседи подталкивали его, но он упирался.
В конце концов батраки рассердились на него, и один из них даже прикрикнул на Ивана:
— Ты што, сказывся? Иди, сидай сичас же! На то и советська власть, штобы рабочему народу почет был. Иди, сидай, дурень!
Иван вдруг решился, посерьезнел и, поправив на голове свою шапку, с неожиданной солидностью, высокий, угловатый, зашагал к столу президиума.
Этот случай особенно оживил собрание: каждый чувствовал, что восхождение Ивана, ранее самого униженного и самого бесправного человека в ауле, на почетное место в президиуме, — не простая формальность. Ивана провожали в президиум аплодисментами и теплыми сочувственными восклицаниями:
— Иди, иди, Иван, довольно ты ходил в ярме Бехуковых!..
Последней заняла свое место в президиуме Амдехан. Большая абадзехская папаха Карбеча и красная косынка Амдехан оказались рядом. Это послужило предметом теплых шуток собравшихся. Амдехан, поняв причину общего оживления, впервые после своего суда позабыла свою обиду на мужское племя аула и улыбнулась. Но Карбеч в своей торжественной окаменелости был неумолимо строг и молчаливо серьезен.
