Та наклонила голову, нервно теребя конец шарфа.
«Вот оно, в чем дело!» — обрадовался Биболэт и произнес полушутливо:
— Да?! Если так, я целиком на стороне твоей дочери. За то, что она хочет учиться, хвалить ее надо, а не упрекать.
— Не хочу, не хочу и слышать об этом! — сердито проговорила старуха. — Пусть она будет достойной черкешенкой, большего я и не прошу у бога!
— Поучится, еще более достойной будет.
— Адыгейской женщине ученье вовсе ни к чему. Не учились до сих пор, а были не хуже других: слава об их красоте и достоинствах долетала до самого Стамбула.
— Но эта слава ничего, кроме рабства, не приносила черкешенке: их продавали и покупали, как красивых животных, ими потешались богатые турки и татарские ханы.
Старуха озадаченно замолчала. Она не ожидала, что ее слова можно обратить против нее же. Сотрясаясь от толчков тачанки, она упрямо твердила:
— Пустить свою дочь учиться, чтобы парни ее за локтя таскали! Аллах сохранит меня от этого!.. Мужское дело совсем другое: если уж необходимо учиться, пусть мужчина учится, не забывая все же своей веры и своего народа.
Девушка сидела, как бы виноватая, смущенная. Биболэту стало жаль ее.
— Училась где-нибудь или учишься? — обратился он к девушке.
— Нет, не училась и не учусь.
— В школу она не ходила! — ворчливо сказала старуха. — А дома немного училась.
— Все же немного училась? Я собираюсь стать твоим союзником, а ты так недоверчива! — прикинулся обиженным Биболэт.
— Да нет же!.. Мама так только говорит…
Сбоку тачанки промелькнула тень, и тут же послышался чей-то хриплый кашель. Старуха оглянулась и торопливо проговорила:
— Кажется, свой? Останови-ка, останови!
Кучер натянул вожжи. Лошади остановились.
— Спроси, кто такой? — сказала старуха шопотом, с тревогой вглядываясь в темноту, откуда приближалась тень.
— Эй, кто там? — крикнул Биболэт.
Выросшая из темноты фигура приблизилась к тачанке и в свою очередь спросила:
— А вы кто такие?
— Садись, довезем! — предложил Биболэт, взяв на себя роль хозяина.
Человек нерешительно взялся за борт тачанки. Лицо его трудно было рассмотреть. Мохнатая шапка ворохом чернела на голове, впадины глаз темнели, седая борода полумесяцем охватывала лицо.
— На подводе женщины? — полувопросительно сказал старик и снял руку с борта тачанки.
— Ничего… Садись, поместимся, — торопливо промолвила старуха.
— Нет! Неудобно вваливаться в подводу с женщинами. Аул уж недалеко, дойду как-нибудь, продолжайте свой путь, — твердо сказал старик и отошел.
