Мужчины уселись. Куляц стояла между столом и кроватью, ярко освещенная лампой, от которой она стыдливо закрывалась шарфом. Оранжевый отсвет от шарфа, падая на лицо, подчеркивал ее смуглый румянец.
Нафисет никто не предложил сесть: ей, как младшей сестре, не полагалось садиться в присутствии старших. Она стояла, словно изваяние, безучастная, строгая, глядя куда-то в сторону.
Биболэт увидел на столе стопочку книг и тетрадок. Он начал их перелистывать, но тут же заметил забавную пантомиму. Нафисет строго хмурила брови и глазами молила Юсуфа взять у него тетрадки. Юсуф лишь отмахивался и смеялся: «Пусть смотрит».
Нафисет не выдержала: стремительно перемахнула освещенное пространство комнаты и, подойдя к столу, принялась отнимать тетради у Биболэта.
— Это нельзя смотреть… Отдай!..
— Почему же? Здесь, надеюсь, ничего секретного нет.
— Отдай!..
Биболэту была приятна эта шутливая борьба. Щеки девушки ярко горели, она смущенно отводила глаза, избегая его пытливого взгляда. Лишь на одно мгновение ее темные зрачки задержались на нем.
— Опять недоверие! Дай посмотреть, а то поссоримся, — смеясь, говорил он.
— Отдай!.. — молила Нафисет.
Он уступил. В его руках осталась только одна тетрадь.
Девушка возвратилась на свое место, у изголовья кровати. Смущенная, раскрасневшаяся, она бросала беспокойные взгляды в сторону Биболэта, который перелистывал ее тетрадь.
Несколько страниц в тетради было заполнено столбиками русских слов, выведенных неуверенным почерком начинающей. Дальше шло упражнение в письме.
Мхамет кашлянул и вынул табакерку.
— Ну, Куляц! — хитро улыбаясь, сказал он. — Наш гость добрался до книжек и больше ни в ком не нуждается. Выбирай уж между нами: мы одни верны тебе!
— Что же делать! — с притворным смирением ответила Куляц. — Неприлично нам заниматься при госте своими личными делами. Будем поступать так, как захочет гость.
Биболэт не собирался быть участником того словесного состязания с девушкой, которое у адыге является формой шутливого ухаживания за ней. Но теперь он должен был ответить на вызов.
— Мхамет, я не знал, что ты так хитер, — сказал он. — Я совершил проступок, что уткнулся в книгу, позабыв о присутствующих. Но и ты, Мхамет, совершаешь не менее тяжкий проступок, изменяя товарищескому слову. Это ответ тебе, Мхамет. Я очень доволен, что Куляц готова исполнить мои желания, но боюсь, что она пожалеет о своих словах, если я выскажу желания, лежащие у меня на сердце.
— Валлахи, друг, ты хоть и остер на язык, а все-таки попался, — негромко, будто для самого себя, проговорил Мхамет.
