— А каким образом Мхамет оказался там, на твое счастье?
— Видно, тогда не пришел еще мой час…
— А сколько было беляков?
— Двое.
— И винтовки у них были?
— В том-то и дело… Они прямо сверкали оружием, как злая собака зубами.
— Счастливо ты отделался тогда, Халяхо!
— Валлахи, в тот день Мхамет оказался молодцом! — Халяхо умолк, ожидая упрашиваний.
— Как же ты остался дома, когда весь аул согнали на сход к правлению?
— То-то и плохо, что я тогда был дома. Я спрятался во дворе в сапетке с кукурузой. Сижу… Кругом тихо, все мужчины около правления, а женщины попрятались по домам. Но вот слышу: на площади загалдел народ. Я подумал: «Хорошо, что меня там нет». Потом слышу: в доме завопили женщины, забегали, точно куры от коршуна. Я приподнял крышу сапетки и посмотрел: девочка выскочила из горницы и с воплем побежала к соседям. Я вылез и бросился в хату — там все разворочено. Один здоровенный беляк копается в сундуке, как медведь в дупле с медом, а другой, с ружьем, караулит загнанных в угол женщин. У меня был хороший костыль… Не знаю, как случилось, но я забыл страх, ударил костылем грабителя и спрашиваю:
— Что ваша, черт, нужна тут!
Он пошел на меня, белобрысый, здоровенный мужчина. Сначала он схватился за винтовку, потом ударом кулака отбросил меня в угол и сдернул веревку, на которой наши женщины развешивали белье — тонкую, крученую.
— Я тебе покажу, сволочь гололобый, что нам надо! — говорят он, хватает меня и тащит из горницы.
Я думаю: «Ну, бедняга Халяхо, кончишь ты свою жизнь в конюшне на веревке».
Стал его упрашивать, упираться:
— Постой, не нада!.. Пожалуйста, постой!
Но как мне устоять против такого силача?
Эти разбойники заперли женщин в хате, а меня повели в конюшню. Один начал уж веревку к перекладине прилаживать, а другой встал в дверях.
Я начал предсмертную молитву читать, но тут вдруг влетел — да продлит его жизнь аллах — Мхамет и увесистым дрючком ударил того, который стоял в дверях, отнял у него винтовку и уставил штык на беляков. Тогда уж они задрожали и прижались к стенке. А Мхамет, правда, страшен был. Я тогда тоже схватил палку и кинулся на того, который меня повесить, собрался. «На тебе, сучий син! — приговариваю, — на тебе!»
Он взмолился: «Постой, постой, знаком!»
А я ему: «А, сучий син, ваша постой, когда наша постой!..»
Разноголосый взрыв хохота прервал рассказ старика. Не смеялся только сам Халяхо. Он был доволен и сидел, растроганно сияя слезящимися глазами.
В этот момент на площадь выехал верховой. Красивый стройный конь гордо нес седока, блестя серебряным набором уздечки и седла. Всадник горел позолотой пояса и кинжала.
