Нафисет испытывала смутную тревогу, когда встречалась с Лыхужем. Приходя с Измаилом, он усаживался в угол и большей частью молчал. Лишь изредка слышался его скрипучий голос, вставляющий в беседу какие-то нескладные, будто необтесанные слова. Что-то уродливо жестокое было в его тупом, непомерно вытянутом лице с широким ртом и немигающим взглядом.
И теперь, когда вслед за Измаилом во двор вошел коренастый Лыхуж, Нафисет вдруг представилось, что это кривоногое существо в рубахе без пояса не человек, а только двойник Измаила. Вернее даже — не двойник, а уродливая изнанка показной красивости и фальшивой степенности Измаила.
Нафисет выпрямилась и застыла в немом страхе, позабыв об испачканных землею руках. Измаил сходу победоносно улыбнулся:
— Нафисет, если бы твои гости удостоились хотя части тех забот, которые ты проявляешь к этим цветам, — гости, наверное, испытали бы блаженство…
Говоря так, Измаил бесстыдно обшаривал глазами статную фигуру девушки. Пристальный его взгляд скользнул по обнаженным рукам, по груди и остановился на загорелой и нежной шее. К немому страху девушки присоединилось ощущение, точно она стоит перед Измаилом голая.
Чувствуя, что ей надо что-то сказать, она растерянно пролепетала:
— Милости просим, пожалуйте в дом! — И, наклонившись над ведром, суетливо стала мыть руки…
Войдя вслед за гостями в комнату, она сделала вид, что смущена беспорядком, и кинулась прибирать вещи, — так она оттягивала начало разговора. Но очень скоро все оказалось прибранным, гости уселись, а она, с опущенными глазами, встала на свое место между изголовьем кровати и столом.
— Долго ты не заходил, — робко начала она. — Наверное, был в отъезде?
— Если бы я знал, что мое отсутствие тебе покажется долгим, приходил бы чаще… — многозначительно отозвался Измаил.
— Наверное, знаешь, что такой гость нам приятен, а не ходил потому, что склонности в сердце не было…
Нафисет чувствовала, что говорит не то, что надо… Но Измаил уже ухватился за конец нити, которую она сама подала ему.
— Я подумал, что та огласка, которую получили в ауле наши с тобой отношения, будет неприятна тебе, и воздерживался от посещения… — сказал он, испытующе глядя на девушку.
Гнев и возмущение закипели в душе Нафисет: «О каких отношениях он говорит? Разве у них была какая-нибудь сговоренность?» Она готова была вспылить и бросить ему открытый вызов, но сдержалась и спокойно проговорила:
— Если подчинять свою жизнь указке сплетников, то невозможно будет и жить.
