Нафисет, стоя в положенном ей углу, переминалась с ноги на ногу и негодовала в душе. Сердце ее не сочувствовало влюбленным. Смешным и нелепым казалось Нафисет все их томление. Не выдержав, она часто выходила и вновь возвращалась, — а они сидели все так же неподвижно. Иногда, неожиданно вернувшись в комнату, она видела трепетное прикосновение рук влюбленных, испуганно отдергивающихся при ее появлении.
Куляц оставила все занятия, которые интересовали ее раньше, забросила и свои любимые рукоделья. Если иногда и бралась за шитье, то через минуту роняла его в мечтательном полузабытьи. Выходя из дому, часто обвивала руками столб карниза и застывала, уставившись вдаль невидящими глазами. У нее происходили частые смены настроения без всякой видимой причины: то она грустно увядала, то озарялась рассеянной и светлой улыбкой, то находили на нее порывы безудержного веселья, и тогда она начинала донимать младшую сестру шаловливой игрой и горячими ласками.
Смутно догадываясь, что ласки эти идут не от прилива нежных сестриных чувств, Нафисет осуждала сестру и сурово отталкивала ее от себя. В самой Нафисет еще неосознанно зрел дух протеста против сил адата и даже против чар любви, которые могли бы угрожать ее мечте о воле.
По поведению сестры Нафисет легко узнавала день, когда придет Амзан. Куляц, охваченная нервной лихорадкой, не находила себе места, беспрестанно подбегала к окну, несколько раз меняла платья, то и дело охорашивалась перед зеркалом и гневалась, когда Нафисет приставала к ней с просьбой помочь в домашней работе.
С того времени, как Амзан стал ходить в их, дом, Хымсад потеряла покой. Точно старая индюшка, завидевшая в небе тень орла, она сторожко следила за врагом. В дни прихода Амзана она начинала нервничать, роняла посуду из рук, делалась неприступно сурова и вспыльчива, чаще обрушивалась на Нафисет, незаслуженно вымещая на ней тревогу, терзавшую ее сердце, и свое недовольство старшей дочерью. Так выражала она свое горе матери, которая почуяла опасность, угрожавшую разрушить все лучезарные дворцы, построенные ею в мечтах для своей любимой старшенькой.
Когда усталая Нафисет выходила из девичьей комнаты, мать гневно гнала ее обратно. Оставив недоделанную роботу, Хымсад, точно помешанная, бродила по большой сакле, выходила во двор и, делая вид, что собирает щепки, бесцельно кружила вокруг девичьей, поднимая гневно-ворчливый шум. Обращаясь неведомо к кому, она желала дать понять дочери о своем недовольстве. Иногда у нее вскипала бурная злоба и рождалась решимость — ворваться в комнату и разогнать всех. Но, не в силах переступить запретную черту приличия, она бессильно остывала.
