— Не надо, Ашир-джан! Молчи! Ох, дура я, дура!.. Зачем пришла? Да не устояла перед Огульгерек-эдже… Так она просила повидать тебя. Сама мать, понимаю…
— Неужели ты могла не прийти?.. Я так счастлив… — Ашир погладил ее рукою свою щеку. Ладонь была теплой и мягкой, у тонкого запястья билась, вздрагивая, синеватая прожилка. — А я бы хотел, чтобы каждая наша встреча была праздником…
— После того вечера я много думала о тебе, над твоими словами… Никто так меня еще не любил, как ты. Но мы, ты сам говорил в прошлый раз, уже в таком возрасте, когда живут умом. К сожалению… Не хочу, понимаешь, не хочу связывать тебя своими детьми. Поперек твоей дороги становиться не хочу. Ну поженимся мы, ну поплывем с тобой к одному берегу… Что потом? Тебя же уволят из органов… Скажут — женился на вдове басмача, предателя… И отца тебе припомнят, и Джемал. Свет белый покажется не мил, и я опостылею тебе, любовь твоя ко мне погаснет…
— Не то говоришь, Айгуль. Ты просто не знаешь меня… У меня есть учитель, Розенфельд, душа человек, друг отца. Так он любит повторять: «В моей жизни на первом плане — работа, мое дело, на втором — жена, семья». Я очень уважаю, люблю этого человека, до сего времени считал, что он прав… А у меня на первом плане стала ты. Не мыслю жизни без тебя, не мыслю, как еще можно так жить…
— Но я не хочу такой жертвы… Что скажут люди? Что мать твоя скажет, Ашир? Ведь туркмены не признают таких браков, скажут, молодой, неженатый, девушку, что ли, не мог найти?
— Людская молва меня не волнует! Главное, чтобы мы понимали друг друга, понимали, что возврата к прошлому быть не может… Я готов на любую работу, в театр пойду или учителем… Могу в колхоз… Один у меня грех — тебя люблю…
— Зато я не смогу простить себе этого…
Ашир обнял Айгуль за плечи, попытался привлечь к себе, но она отстранилась и оттолкнула его от себя — лицо ее было каменное, холодное.
— Не надо, Ашир… Не хочу быть тебе обузой, связывать тебя по рукам и ногам. Ты большего достоин. — Голос ее потеплел. — Не обижайся на меня, Ашир-джан. Со мной счастлив не будешь. Такие, как я, счастья не приносят… — Айгуль поднялась и, подойдя к двери, кинула с порога: — Не ищи, Ашир, со мной встреч…
И она ушла, оставив после себя легкий запах дорожной пыли, домотканой кетени, из которого туркменки шьют себе платья, и душистой мяты, той самой мяты, что растет на берегах горного Алтыяба… Ашир обвел тоскливым взглядом свою большую комнату, и она показалась ему такой опустевшей, неуютной, что стало не по себе.
