В статье «Окололитературный трутень» от 29 ноября 1963 года читаем: «Однажды по приглашению своего дружка О. Шахматова, ныне осужденного за уголовное преступление, Бродский спешно выехал в Самарканд. Вместе с тощей тетрадкой своих стихов он захватил “философский трактат” некоего А. Уманского. Суть этого “трактата” состояла в том, что молодежь не должна-де стеснять себя долгом перед родителями, перед обществом, перед государством, поскольку это сковывает свободу личности. “В мире есть люди черной кости и белой. Так что к одним (к черным) надо относиться отрицательно, а к другим (к белым) положительно”, – поучал этот вконец разложившийся человек, позаимствовавший свои мыслишки из идеологического арсенала матерых фашистов. Перед нами лежат протоколы допросов Шахматова. На следствии Шахматов показал, что в гостинице “Самарканд” он и Бродский встретились с иностранцем. Американец Мелвин Бейл (Белли. – Прим. авт.) пригласил их к себе в номер. Состоялся разговор.
– У меня есть рукопись, которую у нас не издадут, – сказал Бродский американцу. – Не хотите ли ознакомиться?
– С удовольствием сделаю это, – ответил Мелвин и, полистав рукопись, произнес:
– Идет, мы издадим ее у себя. Как прикажете подписать?
– Только не именем автора.
– Хорошо. Мы подпишем по-нашему: Джон Смит.
Правда, в последний момент Бродский и Шахматов струсили. “Философский трактат” остался в кармане у Бродского».
Напечатанная в «Вечернем Ленинграде» явная ложь, безусловно, не заслуживала бы никакого внимания, если бы не одно обстоятельство – откуда авторы статьи, А. Ионин, Я. Лернер и М. Медведев, вообще узнали о деталях той встречи в столице Советского Узбекистана, ведь информация эта носила оперативный характер. Можно предположить, что она была специально «слита» «комитетом», но с тем условием, что будет откровенно переврана – встреча в гостиничном номере Мелвина Белли (которой не было), его готовность напечатать «философский трактат» (он отказался сразу), наконец, клоунада с псевдонимом «Джон Смит». Это было сделано исключительно в популистских целях – явить общественности абсолютного подонка и предателя, совершенно потерянного для советского общества.
Тем самым «контора» дала понять и СП, и суду, и комсомольцам, что Бродский «их», то есть находится в их разработке, и его дальнейшую судьбу будет решать исключительно «комитет».
Этот ход сработал.
Суд, как известно, превратился в обычный погром с беспочвенными обвинениями и кухонной бранью. В этом деле не нужно было разбираться, например, искать реальных свидетелей или анализировать тексты обвиняемого, дело нужно было быстро закрыть под уже заранее составленный приговор.
