Пребывая в милиции, мы узнали, что к сыну вызвали скорую помощь, но о причинах этого события нам тоже ничего не было сказано, сославшись на то, что это “внутреннее” дело милиции. Позже выяснилось, что с ним произошел сердечный приступ, врач вколол камфору, но он и после этого продолжал оставаться в одиночке».
Слушание дела (вынесение «официального предостережения») Иосифа Бродского состоялось 18 февраля 1964 года.
Второй суд над «тунеядцем» Бродским Иосифом Александровичем был запланирован на 13 марта 1964 года.
Трагифарс в двух действиях.
Действие первое.
18 февраля.
Место действия – Дзержинский районный суд на Восстания, 33.
Интерьер – обшарпанная, вытянутая в плане комната с дощатым крашеным-перекрашенным полом, давно не мытыми окнами и высоким потрескавшимся потолком. Три продолговатых скамьи для публики перекрывают помещение, столы для судьи и адвоката заперты в торце, а в спертом воздухе висит стойкий, непонятно откуда здесь взявшийся запах сырого несвежего белья и цемента.
Действующие лица:
судья Екатерина Савельева
адвокат Зоя Топорова
подсудимый Иосиф Бродский
а также:
Фрида Вигдорова – журналист, правозащитник
Израиль Меттер – писатель
Ефим Эткинд – филолог, переводчик
Наталья Грудинина – поэт, переводчик
Наталья Долинина – филолог, педагог
На авансцене хор в составе:
Первого секретаря Ленинградского обкома и горкома партии Василия Толстикова
Прокурора Дзержинского района города Ленинграда Александра Костакова
Прокурора города Ленинграда Сергея Соловьева, а также рядовых сотрудников Дзержинского районного суда и народных заседателей.
Хор исполняет Стасим Пятый, Строфу Первую из трагедии Еврипида «Медея»:
«О, тянущийся, как рука,
к Элладе издалека
луч Гелиоса! Останови
руку, еще в крови
детской не обагренную!
Нет ничего лютей,
чем убийство детей.
Будь для них обороною
от материнской тьмы!
Безумье – черней тюрьмы.
Безумьем поражена
отвергнутая жена
в темницу погружена».
Судья Савельева:
Ответьте, Бродский, чем свой досуг вы наполняете?
Трудами?
Праздностью?
Молитвой?
Бродский:
Созданием стихов.
Я полагаю, это труд нелегкий и достойный.
Судья Савельева:
Вы полагаете…
О, это пустословие, мой друг!
Уж сколько раз я слышала подобные трюизмы:
поэзия, восторженная муза, мелодия любви.
Довольно!
Терпение мое не беспредельно, а гнев богов ужасен может быть!
Бродский:
Что ж делать мне?
Судья Савельева:
Ответ держать за праздность и безделье,
Ведь труд отринуть есть удел бесчестных!
Бродский:
Писание стихов и есть мой труд.
