Единственным напоминанием о том, что за окном все-таки ХХ век, здесь был телефон, висящий в бесконечном, величественном, как декорации к опере Рихарда Вагнера «Парсифаль», коридоре.
Иосиф подносит трубку к уху, втыкает указательный палец в диск, поворачивает его, втыкает еще и еще раз:
Увы,
тому, кто не способен заменить
собой весь мир, обычно остается
крутить щербатый телефонный диск,
как стол на спиритическом сеансе,
покуда призрак не ответит эхом
последним воплям зуммера в ночи.
Трубку берет мать Марины – Наталия Георгиевна, и ледяным голосом сообщает, что в данный момент позвать дочь не может, потому что Мариночка занята.
– Соблаговолите перезвонить через час.
И вешает трубку.
– Мама, кто это звонил? – доносится из глубины квартиры на Глинки, 15.
– Не отвлекайся, детка, это мне.
Бродский в ярости швыряет трубку.
– Что случилось, Иосиф? – доносится из глубины квартиры на Адмиралтейской набережной, 10.
– Ничего, все в порядке…
Затем он выходит из квартиры, спускается на набережную, подходит к Неве и облокачивается на парапет.
Закуривает.
Думает о том, что в эту минуту между ним и водой происходит движение воздуха, что это «между ним и водой» и есть некое живое пространство, существующее вне времени. Вернее сказать, существующее отдельно от времени, когда, опережая течение Невы, время можно опередить, а, остановившись на месте, отстать от него навсегда.
Но время и пространство рядом, повсеместно, в подтверждение чего под Дворцовым мостом со включенной сиреной и красными бортовыми огнями проходит буксир «Флягин».
Иосиф усмехается, потому что этот буксир, оставляющий после себя на воде вспененную воду и масляные разводы, конечно, совсем не похож ни на левиафана, ни на морское чудовище или кита, в чьем чреве пребывает библейский пророк Северного царства Иона.
Разумеется, воображение могло нарисовать сей замечательный образ, но на самом деле все было много прозаичней. Обычный пропахший соляркой и машинным маслом латаный-перелатаный буксир, идущий на Адмиралтейскую верфь, редкие прохожие, наряд милиции, с интересом рассматривающий Иосифа, но проходящий при этом мимо, плывущие на глубине рыбы, которые, конечно, ничего не знают ни о Бродском, ни о том, что Басманова похожа на «Мадонну с яблоками» Кранаха, ни о том, что этих яблок всего пятнадцать.
Час пролетел незаметно.
Перезвонил Марине.
На сей раз трубку взяла она.
Договорились пойти вечером к геологам на Средний проспект.
Из воспоминаний Сергея Шульца: «Мне удалось организовать давно намечавшийся вечер молодых поэтов во ВСЕГЕИ (Всесоюзный научно-исследовательский геологический институт им. А.П. Карпинского). По сути, это был вечер Бродского, и вечер триумфальный. Иосиф впервые прочел на этом вечере свои “Стансы” (“Ни страны, ни погоста…”), “Диалог” (“Там он лежит, на склоне…”), прочел “Холмы” и стихи, посвященные Ахматовой».
