Семья Басмановых жила в доме 15 на улице Глинки, в бывшей квартире художника Александра Николаевича Бенуа. Особая атмосфера, царившая здесь, не могла не наложить особый отпечаток на характер юной Марианны – она была молчалива, загадочна, замкнута, словно постоянно погружена в мир своих фантазий, музыкальна и, разумеется, бесконечно увлечена живописью.
Людмила Штерн так описала Марину: «Она казалась очень застенчивой. Не блистала остроумием и не участвовала в словесных пикировках, когда мы друг о друга точили языки. Бывало, за целый вечер и слова не молвит, и рта не раскроет. Но иногда в ее зеленых глазах мелькало какое-то шальное выражение. И тогда напрашивался вопрос: не водится ли что-нибудь в тихом омуте?»
Думается, что Иосифа подобные вопросы не волновали.
Он специально водил свою избранницу в Эрмитаж, чтобы тут, поставив Марину рядом с «Мадонной с яблоками» Кранаха, слушать откуда-то из глубины приходящие строки:
В накидке лисьей – сама
хитрей, чем лиса с холма
лесного, что вдалеке
склон полощет в реке,
сбежав из рощи, где бог
охотясь вонзает в бок
вепрю жало стрелы,
где бушуют стволы,
покинув знакомый мыс,
пришла под яблоню из
пятнадцати яблок…
Ради этих минут Бродский был готов на все, потому что знал, что, находясь рядом с Мариной, вдохновение может посетить его в любое мгновенье.
Читаем в книге Людмилы Штерн «Поэт без пьедестала»: «Он не мог отвести от нее глаз и восхищенно следил за каждым ее жестом – как она откидывает волосы, как держит чашку, как смотрится в зеркало, как набрасывает что-то карандашом в блокноте».
Иосиф и Марина могли часами гулять по городу, особенно ими была любима Новая Голландия – места, хоть и расположенные в центре Ленинграда, но все-таки не слишком популярные у гостей города, да и у ленинградцев тоже – завод «Адмиралтейская верфь», кварталы огромных, напоминающих средневековые замки доходных домов, да полузаброшенные особняки в стиле «модерн».
По набережной Ново-Адмиралтейского канала выходили к Неве, на противоположном берегу которой возвышалась Успенская церковь с черными, облупившимися куполами. К выбору своих детей родители Бродского и Басмановой отнеслись с неудовольствием. Иосиф очень переживал, что родители Марины его на дух не переносили и не пускали на порог. В сердцах он ни раз их обвинял в антисемитизме. В свою очередь Марину невзлюбили Александр Иванович и Мария Моисеевна. Бродский-старший часто повторял: «Она такая чужая и холодная, что между ними может быть общего?.. как будто у нее вместо крови по жилам разбавленное молоко течет».
