— Серьезную музыку я привык слушать в одиночестве, — сказал он. — Как-то тоньше чувствуешь… Это довольно трудно объяснить.
Я не стал с ним спорить. Тут действительно трудно было понять, что к чему.
— Хочешь, научу тебя ездить на мотоцикле? — вдруг предложил он.
— Попробуй, — согласился я.
— Значит, по рукам? — он засмеялся, и я сразу же забыл об этой злосчастной музыке, которую почему-то он привык слушать в одиночестве.
Так начались наши прогулки на шоссе Энтузиастов.
Сейчас мне не трудно признаться, что я был довольно бездарным учеником. Яков Михайлович провозился со мной полтора месяца, пока я более менее научился ездить по городу. Он вколачивал в меня мотоциклетные премудрости, учил разворачиваться, трогать с места. Всем этим мы занимались на проселках, в стороне от шоссе. После каждого урока мне приходилось по часу скоблить мотоцикл, столько пыли оседало на его крыльях и моторе.
К вечеру мы возвращались домой. Тут уж я попадал в лапы Витьки Зайцева. Как только он не измывался надо мной. Полтора месяца я служил прекрасной мишенью для его остроумия. Вот одна из его штучек:
— Сева, ты еще не приобрел шлем? — спросил он.
— Нет, — наивно ответил я.
— Ну, так поноси этот, я дарю тебе, — сказал он и неожиданно надел мне на голову новенький пластмассовый унитаз.
— Ничего не скажешь, шлем по гонщику, — хохотали все.
Мне нечем было ответить, и я молчал. Но я дождался своего и угомонил их, промчавшись однажды перед ними.
— Высокий класс, — признал Витька Зайцев. — Яков Михайлович — великий просветитель, слава ему!
А вечера мы по-прежнему проводили на своей скамейке. Как-то сами по себе все собирались там, усаживались и заводили разговоры. Мы так привыкли к своей скамейке, что нас и не тянуло никуда. Иногда кто-нибудь отправлялся в Сокольники, но, побродив там, спешил вернуться на свою улицу. Что ни говори, а посидеть со своими ребятами всегда приятно. Чувствуешь себя свободно, говоришь о чем хочешь, а не хочешь — просто молчишь, и никто на тебя не косится.
Каждый вечер мимо нас проходила Галя. Мы умолкали и смотрели на нее. Что ж, на такую девушку грех не смотреть.
— Привет, мальчики, — она махала нам рукой и улыбалась. — Все просиживаете скамейку?
— А как же, — скрипел Витька. — А у вас, как всегда, вечерний моцион, мадам?
— Моцион, — подтверждала Галя.
— Не посидите ли с нами?
— Мерси, — она уходила, а мы смотрели ей вслед. Помедлив секунду, Яков Михайлович вскакивал, догонял ее и провожал до трамвайной остановки.
