— Ну, ты!
Вновь напрягаются силенки, и вот уже зверь упирается изо всех сил, скребет по половицам когтями, но поделать с напором ничего не может и медленно скользит на середину комнаты.
— Дуришь ребенку голову, — отрывается от вязания Наташа.
— Что ты! — я внимательно наблюдаю за изготовившимся сыном. — Это он сам. Смотри, какой парень вымахал. Настоящий охотник.
Ромка оглядывается на трюмо, чтобы лишний раз посмотреть на «охотника», я улучаю момент и… опять медленно и неотступно гоню его, на этот раз к дивану, на котором сидит Наташа.
— Ты только не кусайся сильно, — в который раз предупреждает меня Ромка.
— Ладно, не буду сильно… Р-р-р!
Наташа взвизгивает и быстро подбирает под себя ноги, а Ромка истошно кричит:
— Ярошка!
Распахивается дверь. На пороге стоит Ярошка. В испачканной руке — новая кисточка. Сегодня купили.
— Чего ты? — спрашивает он.
— Да вот, — отступая, показывает на меня младший сын.
Ярошка некоторое время следит за нашими действиями, затем дает дельный совет:
— Ты спереди ничего не сделаешь. Надо сзади его, за хвост.
— За хвост! Хитренький. Он меня не пускает за хвост.
— Р-р-р!
— Ну, ты!
Я бросаюсь вперед, и в это время меня сзади крепко обхватывают руки. Не выдержал Ярошка — зашел с хвоста. В нос мне упирается новая кисточка. Пахнет свежей гуашью.
— Убери кисточку! Слышишь, Ярошка!
Но на голову уже насел Ромка. Кисточка лезет в рот. Под деревянный треск валюсь на бок.
— Нет, я больше не могу смотреть на это смертоубийство! — Наташа вскакивает с дивана, захватывает с собой вязанье и идет из комнаты. — Вы тут что угодно делайте: на головах стойте, калечьтесь, но если рубахи перемараете, смотрите у меня.
— Снимай рубаху! — командует благодарный Ярослав Ромке и стягивает с себя рубашонку.
— Ниче себе! Ярошка, гляди! — удивляется Ромка.
Я выплевываю остаток кисточки, сажусь и смотрю в зеркало. На меня ошалело глядит измазанная краской физиономия.
— Все, — говорю я, — отыгрались.
— Сдаешься, да? — вызывающе спрашивает Ярошка.
— Сдаешься?! — тоненько восторгается Ромка.
— Ну да, ждите! — и я сдергиваю с распаленного тела рубашку.
Мальчишки взвизгивают и облепливают меня со всех сторон. Время от времени клубок тел распадается: кто-то из ребят стремительно кувыркается, но я успеваю подставлять ладонь. Шлепки об пол получаются мягкие, терпеть можно, и до «смертоубийства» не доходит.
Но вот дружные попытки венчаются успехом, зверь заваливается на бок, затем на спину. У него уже нет сил сопротивляться. Предчувствуя близкую победу, ребята удваивают усилия. Задние лапы зверя скручены и придавлены для надежности стулом. С одной передней тоже справились. На ней, на ладони, сидит, на всякий случай, Ромка. Но вот с другой пока ничего не выходит: она упрямо торчит вверх.
